Доели они одновременно, и Гиан собрал посуду. Золотинка облизнулась, провожая глазами мисочку. Гиан засмеялся.
- Хорошего всегда мало. Вот попадём на Дорсай, там и поедим.
Золотинка снова облизнулась и одним прыжком прямо со стола перепрыгнула на свою этажерку к окну, где продолжила вылизывание и чистку шерсти. А он занялся посудой: дома он предпочитал не разовую, растворяющуюся или испаряющуюся после использования, а фарфор, стекло, металл, даже дерево. Такую посуду приходилось мыть и чистить, она не трансформировалась, но в её неизменности было что-то такое... что заставляло многих пользоваться ею, или даже коллекционировать...
...Оглядев его, Сумеречная кивнула.
- Идём.
Он шагнул к шкафчику, куда положили его нож и оберег, но она покачала головой.
- Это потом.
Выходя из ванной - он уже на следующий день узнал, как называются разные помещения - он оглянулся на шкафчик. Она улыбнулась.
- Это не пропадёт. Не бойся.
И он послушно последовал за ней. Большая комната изменилась. В ней стало светло и просторно. А откуда свет - непонятно. Одна из стен словно затянута полупрозрачной тканью - отец как-то купил матери у Су?меречных такой платок, и она надевала его только по очень большим праздникам. А три другие стены в узорах, и двери, через которую они вошли, даже не найти. Посередине стол и два табурета. На столе тарелки и миски. Выглядели они вполне привычно. Он сел за стол и, не дожидаясь её слов, принялся за еду. Ведь он уже два года на мужской половине, а мужчина ест первым. Поэтому он вежливо съедал из каждой тарелки и миски ровно половину и отодвигал к ней. Но она не ела, а молча смотрела на него.
- А ты почему не ешь? - не выдержал он.
- Ты оставил это для меня? - удивилась она.
- Ну да, - удивился он её незнанию и стал объяснять. - Я уже два года на мужской половине. Мужчины едят первыми. Если женщина рядом, ей оставляют.
Она кивнула.
- Я поняла. Спасибо. Но здесь другие обычаи. Это всё тебе.
Он пытливо посмотрел на неё.
- У Сумеречных по-другому? Почему?
- Так устроен мир. У всех свои обычаи. Так что доедай. Или тебе не нравится?
- Нравится, - не очень уверенно ответил он и стал доедать.
И тут он вспомнил, что не спросил главного.
- А кто ты?
Она чирикнула и улыбнулась его попытке повторить.
- У тебя всё равно не получится. Но... можешь называть меня Айей.
- Айя? - повторил он.
Она кивнула.
- Правильно. А как тебя зовут, я знаю. Ты Барс.
Он с невольным удовольствием отметил, что и его имя у неё совсем правильно не получилось, и кивнул. Значит, в её семью его не берут, тогда бы дали новое имя. Но он и не раб, рабу не оставляют имени. Так кто же он? Додумать она ему не дала.
- Доел? Больше не хочешь?
Он оглядел опустевшие тарелки и миски и покачал головой.
- Нет.
Она встала.
- Пойдём. Я покажу, где ты будешь спать.
Идя за ней, он оглянулся через плечо и успел увидеть, как стол с посудой и табуреты ушли сквозь пол вниз, и даже следа не осталось.
- Ну же, иди.
Она за край сдвинула полупрозрачную ткань, открывая маленькую комнату. Он послушно вошёл, потрогав по дороге ткань, чуть шершавую и приятно прохладную. Мать ни разу не разрешила ему потрогать свой платок. Какая же богачка Айя, у нее целая занавесь такая. Интересно, все Сумеречные такие богатые или только семья Айи? Эта комната заметно меньше, у стены ложе, покрытое пушистым одеялом из тёмно-коричневого меха. Горный козёл? Кто же у Айи такой охотник? И тут же сообразил, что Сумеречные - торговцы, им охотиться незачем, они что угодно себе наменять могут. Круглый табурет на трёх ножках. Пол тоже пушистый. Это такой ковёр? Да, яркий, узорчатый.
- Смотри. Одежду сложишь сюда.
- А она не исчезнет?
- Нет, - улыбается Айя. - А теперь смотри. Видишь?
В углу комнаты ещё занавеска, а за ней... Да, такого он никогда не видел...
...Свое первое знакомство с уборной Гиан вспоминать не любил. Уже тогда понимал, каким дураком и дикарём выглядел. И потом, когда уже ему приходилось кого-то знакомить с этим, старался сделать процедуру как можно короче, а если позволяли условия, то и нагляднее. Этот вариант, кстати, давал наилучший результат, но, к сожалению, был не всегда применим. Айя, надо отдать ей должное, справилась неплохо. Он всё по-нял и запомнил с первого раза.
Гиан оглядел убранную кухню и пошёл в комнату. Спрыгнув с этажер-ки, Золотинка последовала за ним.
В комнате светло, просторно, пахнет цветами. Пушистый ковер на полу, живые вьюнки, оплетающие окна и двери, усыпаны мелкими нежно-ро-зовыми, голубоватыми и белыми цветами, широкая низкая тахта застелена блестящим, приглашающим поваляться покрывалом, на полочке у изголовья две изящные статуэтки с Дорсая и грубый необработанный камень с одной из безымянных планет, где он проходил практику. Камень иск-рится, бросая цветные блики на статуэтки, и они кажутся шевелящимися. Ещё две картины, не голографии, а написанные по-настоящему, молекуляр-ными красками на натуральном холсте-паутинке - подарок одноклассни-ка. Его подлинного имени никто выговорить не мог: в слишком многих языках оно походило на ругательство, и мальчишку прозвали Глазастым. Подружились они не сразу, но потом несколько лет составляли неразлуч-ную пару. На углублённый курс изображений ходили оба. Но он остался хорошим ремесленником, а Глазастый стал Художником. Теперь-то его род-ная планета согласна, да что там, жаждет его возвращения, Глазастый в его прошлый приезд рассказывал, как к нему засылали визитёров...