«В сущности, – неожиданно для себя самого подумал Вересов, – откуда мы знаем, что „Мозг“ полностью вышел из строя? Мы сделали такое заключение по аналогии с лунной базой. А здесь может быть иначе. Достаточно просто „запереть“ „Мозг“ – и люди уровня Мериго ничего сделать не смогут. Цель будет достигнута. Но тогда что за звук слышали мы из четырех кубов?»
– Ладно, увидим! – сказал он.
– Что увидим? – спросил Тартини, – Я ответил на свои мысли. Не обращайте внимания.
Прежде чем заняться своим делом, Тартини и Медина помогли снять задние стенки всех пяти кубов. Вооружившись ручным фонарем, Вересов занялся прежде всего центральным. Надо было выяснить, можно ли вскрывать автоматы люков и сигнализации.
– Можете работать, – сказал он через несколько минут.
К пяти вечера положение стало вполне ясным.
Хмурые и усталые, они собрались за обеденным столом. Первым заговорил Медина.
– Включить вентиляцию, – сказал он, – не столь уж трудно, но нужно время для изготовления импульсной схемы. Будь у нас возможность проникнуть в четвертый отсек, все было бы просто.
– Сколько времени тебе нужно?
– Это зависит от того, где взять необходимые детали. В кладовой, где мы вчера были, ничего пригодного для этой цели нет.
– Что тебе нужно?
Медина, словно читая по списку, назвал больше двадцати предметов.
– Так! – сказал Вересов. – Ясно. А как у тебя? – обратился он к Тартини.
– Совершенно то же самое.
– Хорошо. С этим мы справимся. Можно сделать один импульсный прибор на два автомата, с кнопочным переключателем. Используем для этого все тот же запасный автомат сигнала тревоги. В нем есть все необходимое, а если и не все, то на временную, упрощенную схему хватит во всяком случае. А теперь слушайте, что обнаружил я.
Выражение лица командира не обещало ничего хорошего.
– Им было вполне достаточно просто «запереть» «Мозг», – начал Вересов, и оба его слушателя поняли, что он говорит о гийанейцах. – Для Мериго и других ни к чему было устраивать сложную систему самоуничтожения. Это наводит на мысль, что опасались не только соплеменников Мериго, но и землян. Ведь этот корабль должен был лететь вслед за кораблем Рийагейи. Очевидно, и там было сделано то же самое. Это интересный факт, но о нем успеем поговорить потом. – Вересов на минуту замолчал, потом заговорил вновь: – Дело обстоит так. Все главнейшие узлы схемы выведены из строя. Окончательно! В наших условиях изготовить эти узлы немыслимо. Для этого нужен завод электронного оборудования. Я обнаружил хитро замаскированную крохотную батарейку, видимо достаточно высокого напряжения постоянного тока. Реле, спрятанное в механизме экрана, включило ток, и во всех главных узлах сгорели «вэлкоды», как мы называем такие приборы. Вы знаете, что это такое. В кубическом миллиметре десятки микроскопических деталей. У нас нет запасных «вэлкодов», а если бы и были, то заменить сгоревшие мы не смогли бы. Потому что схема не наша, а гийанейская. Наши «вэлкоды» сконструированы совсем иначе. Мы знаем только, что и наши и гийанейские имеют одно и то же назначение. Мозг вышел из строя. Что из этого следует?
Тартини и Медина молчали.
– А следует вот что, – продолжал Вересов. – Мы сможем восстановить работу всех двенадцати автоматов. На корабле все будет в порядке. Но управлять двигателями мы не сможем! Ими управлял левый, от центрального, куб, и именно он пострадал больше всех. Двигатели вышли из-под нашего контроля. Они будут выполнять последнюю команду «Мозга». А какую команду он дал, ясно из «послания». Они будут тормозить корабль, а когда он остановится, прекратят работу уже автоматически. И пустить их мы не в силах. Нужна помощь с Земли. Вы понимаете, конечно, что эта помощь придет весьма не скоро. Как минимум, через тридцать лет. И для нас, в условиях неподвижности, пройдет также тридцать. К этому я могу добавить, что содержимого всех пяти продовольственных кладовых хватит на двадцать пять лет.
После некоторого молчания Медина сказал :
– Протянуть вместо двадцати пяти тридцать лет не столь уж трудно. Но тридцать – это минимум. Может пройти и сорок. Мне кажется, что единственная надежда на то, что земной космолет, который отправится на планету Мериго через четыре года земного времени, пролетит близко от нас. Он обязательно пролетит близко. И его локаторы обнаружат нас.
– И примут за крупный аэролит.
– Ну, это вряд ли. Наш корабль слишком велик. Кроме того, мы можем включить передатчик и непрерывно давать сигнал «SOS». Мы сделаем это через четыре года.
– На сколько лет рассчитаны анабиозные ванны? – спросил Тартини.
– К сожалению, – ответил Вересов, – они рассчитаны на собственное время корабля в условиях полета с полной скоростью. По земному времени они будут работать не больше двух лет.
– Тем лучше, – пошутил Медина. – Веселее будет коротать годы «робинзонады».
Вересов с удовольствием услышал смех своих товарищей. Его сообщение не обескуражило их и не лишило спокойствия. Они оказались настоящими космонавтами.
– Итак, за дело! – сказал он и встал.
Разборка автомата сигнала тревоги не заняла много времени, но с монтажом пришлось потрудиться. Деталей не хватало, а использовать ставшие совершенно ненужными части «Мозга» они не могли. Ни одна из них не подходила к земной схеме.
С ними не было программиста, и это давало себя чувствовать. Пять схем, одна за другой, оказались негодными. Они не смогли расшифровать условный код, с помощью которого «Мозг» посылал автоматам свои «приказы», и поочередно пробовали известные им коды, применяемые в электронике и кибернетике. Но все было тщетно, автоматы не «слушались».
На эту работу ушло восемь дней.
Беспокойство за остальных бодрствующих членов экипажа росло с каждым днем. Живы ли они?..
– Остается одно, – сказал Вересов, когда и пятая попытка не удалась.
– Терять еще восемь дней, чтобы перепробовать все коды, неразумно. Он может быть вообще нам неизвестным. Мы не программисты. Перемонтируем самые автоматы.
– Шутка сказать! – усмехнулся Медина.
– На это уйдет четыре дня, – продолжал Вересов. – И еще день на переделку импульсной схемы.
– Четыре дня на два автомата! – усомнился Тартини.
– Ну, пусть не четыре, а восемь. Зато успех полностью обеспечен.
– Давайте так, – согласился Медина.
Закипела новая работа. Они еще больше сократили время сна и для поддержания сил пользовались тонизирующими средствами, бывшими в каютных аптечках.
Работа требовала предельной тщательности.
Только один раз они прервали свой труд, да и то на один час. Это произошло тогда, когда тем же способом, что и Виктор Муратов, они обнаружили замедление скорости корабля.
– Действительно тормозится! – сказал Тартини. – Не считаете ли вы разумным повернуть корабль? Пока он как-то движется, пусть летит к Земле, а не от нее.
– Это надо было сделать давно, – с досадой сказал Вересов. – Мы же наверняка знали, что корабль начнет торможение.
– Тогда нам было не до того, – примиряющим топом сказал Тартини. – Я первый должен был об этом подумать. Но лучше поздно, чем никогда. Хорошо, что у нас есть возможность сделать поворот.
Инженеры Земли посчитали, что боковые дюзы необходимы, и не положились в этом на двигатели, управляемые гийанейским «Мозгом навигации». Они допуска ли такой случай, что командиру может понадобиться немного повернуть корабль тогда, когда «Мозгу» это «не придет в голову» или он «не пожелает» выполнить этот маневр, считая его ненужным.
Ведь вблизи крупных небесных тел управление переходило к командиру, что было предусмотрено схемой «Мозга». Инженеры Земли не очень доверяли его послушанию. И на корме были установлены обычные реактивные двигатели, управление которыми не зависело от «Мозга». Именно про них и говорил Тартини.
Вересов подошел к пульту. Земные двигатели были включены, и поворот начался.
Антигравитационное поле работало, как всегда, точно, и они не ощутили поворота. Контролировать его можно было только по звездам.