– Это займет часов сорок, – сказал Вересов. – Двигатели поворота рассчитаны на малую скорость корабля, и им нелегко преодолеть инерцию его прямолинейного движения. Будем продолжать работу, как прежде.
Это произошло утром, а к вечеру следующего дня корабль повернулся к Солнцу, и боковые двигатели были выключены.
– Все же мы будем ближе и космолету легче обнаружить нас. Кроме того, может быть, расстояние станет доступным для наших генераторов связи. Мы же не знаем, с каким отрицательным ускорением тормозится корабль, – резюмировал Вересов.
Все приборы пульта бездействовали. Ими предстояло заняться специально. Уже две недели звездолет летел никем и ничем не контролируемый. Только локаторы работали нормально. Они были земные. А прежние, гийанейские, если и работали, то посылали свои сообщения в мертвый «Мозг навигации».
Кто мог предвидеть, что командир космического корабля может оказаться в подобном нелепом положении! Вересов нервничал, и это было понятно.
Работа была закончена еще через семь дней. Один день им удалось сэкономить.
Охваченные сильнейшим волнением, до предела утомленные, они сразу же, как только убедились, что автоматы действуют, подошли к люку в четвертый отсек.
Было половина шестого утра.
Вересов нажал на кнопку заметно дрожащей рукой.
И люк, закрытый шестнадцать суток, наконец открылся!
В четвертом отсеке никого не было, кроме спящих в анабиозных ваннах. Воздух был чист, но ведь они сами включили вентиляцию уже больше часа тому назад. Работали ли верхние резервуары, по-прежнему было неизвестно.
Как ни торопились Вересов и его товарищи узнать, что происходит в остальных отсеках, они внимательно осмотрели контрольные приборы во всех анабиозных помещениях.
Все было в порядке. Лежавшие в ваннах спокойно спали, не зная о том, что произошло с кораблем.
«Счастливые!» – невольно подумали все трое.
В третьем отсеке также никого не нашли. Только во втором, в своей собственной каюте, спал на постели профессор Фогель. По внешнему виду он находился в совершенно нормальном состоянии.
Вересов дотронулся до его плеча.
Фогель сразу проснулся, Он спокойно посмотрел на Вересова и сказал:
– Ну, наконец-то!
– Где остальные?
– Гианэя и Муратов, по-видимому, в первом отсеке, двоих я уложил в ванны.
– А зачем вы это сделали? Профессор сел на постели.
– А вы не знаете, что вентиляция выключена? И что подача воздуха из верхних резервуаров также? Впрочем, я замечаю, что воздух очистился. В последние дни здесь начало становиться душно.
Все было ясно. Запертые во втором отсеке три человека поняли, что для них может не хватить кислорода. Они не знали, сколько времени придется просидеть тут. И приняли решение – двоим лечь в анабиоз. Для одного кислорода хватит на втрое большее время. Почему остался именно Фогель, понять было нетрудно: он был старшим и воспользовался своей «властью». Уложить в ванну самого себя он не мог.
– Что же все-таки случилось? – спросил профессор.
Во втором, а так же и в четвертом отсеках не было экранов наружного обзора, их сняли на Земле, посчитав ненужными. Фогель не знал даже того, что корабль замедлил скорость.
Торопиться выяснить, что с Гианэей и Муратовым, не было особой нужды. В первом отсеке есть оранжереи, и нехватки кислорода возникнуть никак не могло. Вересов рассказал профессору обо всем.
Он внимательно выслушал, а потом сказал:
– Мне все ясно, кроме одного. Почему вы не включили радиопередатчик немедленно? Ведь он на пульте. Или вы не умеете с ним обращаться?
Вересов объяснил.
– Я вас не узнаю, Юрий! – сказал Фогель. – Конечно, испытание, выпавшее на вашу долю, могло повлиять на психику. Но вы же должны помнить, что, кроме нашего, есть еще звездолет Вийайи. Он тоже пролетит близко от нас и гораздо раньше корабля земного.
– Я не забыл о нем, – ответил Вересов. – Но генераторы не могут дать частоты, на которую настроен приемник радиостанции корабля Вийайи. Это я точно знаю.
4
Впечатление, произведенное на Земле возвращением корабля гийанейцев и сообщенной ими новостью, было тяжелым.
Выходило, что первая же вылазка землян в Большой Космос закончилась катастрофой. А если и не катастрофой, то неудачей. И невольно казалось, что гийанейцы, свободно летающие от одной планетной системы к другой, должны расценивать эту неудачу как последствие неопытности земных астролетчиков.
Самолюбие землян было задето.
Стоун, через несколько часов после радиофонного разговора встретившийся с Вийайей в Вашингтоне, сразу же подчеркнул, что причиной аварии считает тот факт, что Вересов и остальные летят не на своем, а на гийанейском корабле.
Против ожиданий, Вийайа не только не обиделся на эти слова, но, наоборот, вполне согласился, сказав в ответ:
– Мы сразу подумали, что их подвел «Мозг навигации».
В Вашингтоне собрались все члены ученого совета Института космонавтики и ведущие инженеры завода, где строился земной космолет.
Вечером состоялось совещание.
Вийайа считал необходимым присутствие на нем старшего навигатора своего корабля Зийнайи и слетал за ним. Десять человек земных ученых воспользовались случаем и также спустились на Землю, с которой совсем недавно расстались на долгие годы.
Зийнайа подробно сообщил Совету обо всем, о чем кратко уже рассказал Вийайа. Уточнили точку, в которой находился корабль в момент получения первой радиограммы, и примерное расстояние от Земли до корабля Вересова, если он перестал двигаться, как думали гийанейцы .
Выходило, что наименьшее время, за которое можно долететь до потерпевшего аварию звездолета, при условии немедленного вылета спасательной партии из двух кораблей, равнялось пяти, шести земным годам, учитывая длительные поиски и торможение.
Это было не столь уж страшно. На корабле Вересова всего, что необходимо для жизни, хватит на гораздо большее время.
И само собой пришло решение.
– Если экипажу корабля грозит опасность, – сказал Стоун, – мы бессильны предотвратить ее. Раньше, чем через пять лет, мы не можем до них добраться. А если им грозит только неподвижность, то особой беды нет. Поскучают несколько лет. И если они проживут пять лет, то могут прожить и шесть, и семь. Поэтому я считаю, что незачем вылетать сверхсрочно, двумя кораблями. Это усложнит и удлинит поиски. Тремя кораблями мы их найдем сразу, как только окажемся близко, по масштабам космоса, разумеется.
– Совершенно правильно, – сказал Метьюз. – Но все это только в том случае, если они действительно не движутся.
– Безусловно! Но если они летят по прежнему направлению и с прежней скоростью, это не умаляет значения сигнала «SOS». Они не дали бы этого сигнала при отсутствии очень серьезной причины. Помощь нужна все равно. Придется их догонять, только и всего. Но дело в том, что они не могут лететь к планете Мериго при наличии крупной неисправности. В этом случае незачем было посылать сигнал «SOS». Разве только они не могут опуститься на планету без посторонней помощи. Но и в этом случае им нет смысла лететь от Земли. Вересов всегда может повернуть корабль, даже если «Мозг навигации» полностью вышел из строя. Значит, лететь они могут только к Земле.
– Убедительно, – сказал тот же Метьюз.
Остальные согласились с ним.
– Я предлагаю, – продолжал Стоун, – вылетать тремя кораблями. Сколько времени надо, – повернулся он к инженерам завода, – чтобы срочно построить второй космолет?
– Месяцев шесть.
– Вот и вылетим через шесть месяцев. Вы можете подождать полгода? – спросил он у Вийайи.
– Сколько угодно, – ответил гийанейец. – Я уже говорил, что мы в вашем распоряжении.
– Я не вижу никакой необходимости задерживать наших гостей, – сказал Станислав Лещинский. – Поблагодарим их за сообщение об аварии корабля Вересова. Они оказали нам большую услугу, не пожалев времени. Но почему они должны терять еще большее время? И для чего терять драгоценное время нашим ученым, которые спешат на Гийанейю? Пусть летят! Если мы можем за шесть месяцев построить второй космолет, то почему не можем и третий?