– То…
– Это может привести к очень серьезным политическим последствиям.
Мартин Бек питал отвращение к политике. Если у него и были политические убеждения, то он держал их при себе.
Он всегда пытался отделаться от поручения, если оно могло иметь политические последствия. Вообще как только заговаривали о политических преступлениях, он упорно молчал. Но на этот раз не удержался.
– Для кого?
Мальм издал такой звук, будто ему всадили нож в спину.
– Мартин, сделай все, что возможно, – умоляюще сказал он.
– Да, – мягко ответил Бек. – Я сделаю все, что могу… –
И, помолчав, прибавил: – …Стиг. – Он в первый раз назвал главного инспектора по имени. По-видимому, и в последний. Кончался день совсем уныло. Расследование дела
Пальмгрена зашло в тупик.
Вообще же в полицейском управлении было необычное оживление. Полиция Мальмё обнаружила в городе два публичных дома, к большому огорчению тамошнего персонала и к еще большему огорчению клиентов, попавших в облаву. Оса Турелль явно была права, когда говорила, что у нее много дел.
Мартин Бек ушел из управления часов в восемь. Аппетита не было. Он заставил себя на всякий случай съесть бутерброд и выпить стакан молока в кафетерии на площади
Густава Адольфа. Жевал долго и тщательно, рассматривая в окно подростков, куривших у квадратного каменного бассейна на площади гашиш и выменивавших наркотики на украденные граммофонные пластинки. Полицейских поблизости не было видно, а люди из комиссии по охране детей явно были заняты чем-то другим. Потом он медленно побрел вдоль Седергатан, пересек Стурторьет и направился к гавани. В половине одиннадцатого он был в отеле.
В холле Бек сразу обратил внимание на двух человек, сидевших в креслах направо от входа в ресторан. Один высокого роста, лысый, с пышными черными усами и очень загорелый. Другой горбатый, почти карлик, с острыми чертами бледного лица и умными черными глазами.
Оба были безукоризненно одеты, на обоих – блестящие как зеркало черные ботинки, и оба сидели неподвижно, глядя в одну точку. На столике перед ними стояла бутылка вина и два бокала. Иностранцы, подумал Мартин Бек. Отель кишел иностранцами, а среди множества флагов, реявших перед зданием, было минимум два, которые он не смог распознать.
Пока он брал ключ у портье, Паульссон вышел из лифта и подошел к столику незнакомцев.
XXIV
В комнате горничная уже все приготовила к ночи, постелила постель, положила коврик к кровати, закрыла окно и задернула гардины.
Мартин Бек зажег лампу на ночном столике и взглянул на телевизор. У него не было желания его включать, да и передачи уже, наверное, закончились.
Он снял ботинки, носки и рубашку. Отдернул гардины и открыл настежь двойное окно. Опершись о подоконник, стал смотреть на канал, железнодорожный вокзал и гавань.
Проходили освещенные пассажирские суда, у входа в гавань гудел паром. Движения на улицах почти не было, а перед вокзалом стоял длинный ряд такси с зажженными огоньками и открытыми дверцами. Водители болтали друг с другом; машины выкрашены в более или менее веселые цвета, не черные, как в Стокгольме.
Ложиться не хотелось. Вечерние газеты он уже прочитал, а взять с собой какую-нибудь книгу забыл. Да и читать не было охоты, а если захочется, то в каждой комнате гостиницы есть библия и телефонный каталог. Было у него и заключение о вскрытии трупа, но его текст он знал почти наизусть.
Мартин Бек смотрел в окно и чувствовал себя одиноким. Он сам этого хотел, иначе мог бы сейчас сидеть в баре, или дома у Монссона, или в каком-нибудь из множества других мест. Ему чего-то не хватало, но он не знал – чего.
Послышался легкий стук в дверь. Очень легкий. Если бы он спал или принимал душ, то не услышал бы.
– Войдите, – сказал он, не оборачиваясь. Услышал, что дверь открылась.
Может быть, это готовый броситься на него убийца.
Если тот выстрелит в затылок, Мартин Бек упадет в окно и разобьется о тротуар. Он улыбнулся и повернул голову.
Это был Паульссон в своем клетчатом костюме и ядовито-желтых ботинках. Вид у него был несчастный. Даже усы не казались такими шикарными, как обычно.
– Привет, – сказал он.
– Привет.
– Можно войти?
– Конечно, – ответил Мартин Бек. – Садись.
Сам он отошел и сел на край кровати. Паульссон уселся в кресло. Лоб и щеки у него блестели от пота.
– Сними пиджак, – предложил Мартин Бек. – Здесь можно не соблюдать этикет.