Она пригубила рюмку хереса и ледяным тоном продолжала:
– Чтобы совершить все это, надо обладать тем, что мы называем чутьем. И в отношениях к своим сотрудникам надо проявлять то же самое чутье. Увы! Лишь немногие наделены этим даром. Порой приходится не щадить себя, чтобы как можно больше дать другим.
Она закрыла глаза, и голос ее зажурчал:
– И все это ради одной цели: журнал и его читатели.
– Ради двух, – поправил Иенсен.
Брюнетка глянула на него – быстро, испуганно. Хозяйка не реагировала.
– А вы знаете, как я сделалась главным редактором?
– Нет.
Очередная смена интонаций, теперь ее голос стал мечтательным.
– Это похоже на сказку, я вижу это перед собой как новеллу в иллюстрациях – из действительности. Слушайте, как все вышло…
Лицо и голос снова меняются:
– Я родилась в простой семье и не стыжусь этого. –
Теперь голос агрессивный, уголки рта опущены, а нос, напротив, задран.
– Слушаю вас.
Быстрый, испытующий взгляд на посетителя, и – деловитым голосом:
– Шеф концерна – гений. Ничуть не меньше. Великий человек, куда выше, чем Демократ.
– Демократ?
Она, хихикая, покачала головой:
– Ах, я вечно путаю имена. Разумеется, я имела в виду кого-то другого. Всех не упомнишь.
Иенсен кивнул.
– Шеф принял меня сразу, хотя я занимала до того очень скромный пост, и передал мне журнал. Это была неслыханная смелость. Вообразите: молоденькая, неопытная девочка – и вдруг редактор большого журнала. Но во мне оказались именно те свежие соки, которые и нужно было туда влить. За три месяца я сумела изменить лицо редакции, я разогнала бездельников. За полгода он стал любимым чтением всех женщин. И остается таковым до сих пор.
Еще раз переменив голос, она обратилась к брюнетке:
– Не забывайте, что и восемь полос гороскопов, и киноновеллы в иллюстрациях, и рассказы из жизни матерей великих людей – все это ввела я. И что именно благодаря этим нововведениям вы процветаете. Да, еще изображения домашних животных в четыре краски.
Она слабо взмахнула рукой, ослепляя посетителя блеском своих колец, и продолжала скромно:
– Я говорю это не для того, чтобы напроситься на комплимент или похвалу. Достаточной наградой мне были письма, согревающие сердце письма от благодарных читательниц, сотни тысяч писем. – Она смолкла ненадолго, все так же простирая руку вперед и склонив голову к плечу, словно засмотрелась в туманную даль.
– Не спрашивайте меня, как мне удалось этого достичь, – заговорила она, стыдливо потупясь. – Такое просто чувствуешь, но чувствуешь с уверенностью, как знаешь, к примеру, что любая женщина мечтает хоть раз в жизни поймать чей-нибудь взгляд, полный страстного желания…
У брюнетки вырвался какой-то придушенный, булькающий звук.
Хозяйка вся подобралась и взглянула на нее с откровенной ненавистью.
– Конечно, так было только в наше время, – сказала она отрывисто и презрительно, – когда у нас, женщин, был еще огонек под бельем.
Лицо у нее вдруг обмякло, и целая сеть морщин наметилась вокруг глаз и рта. Со злости она даже начала грызть ноготь, длинный острый ноготь, покрытый перламутром.
– Когда вы ушли, вам вручили диплом?
– Да, конечно. Удивительной красоты. – Опять вернулась на лицо усмешка шаловливого подростка и заиграли глаза. – Хотите посмотреть?
– Да.
Она грациозно встала и покачивая бедрами, вышла из комнаты. Брюнетка в совершенном ужасе поглядела на
Иенсена. Хозяйка вернулась, прижимая документ к груди.
– Вы только подумайте: все сколько-нибудь значительные личности поставили здесь свои подписи. Даже одна принцесса.
Она развернула диплом. Пустая левая сторона была вся испещрена подписями.
– Мне думается, это был самый дорогой подарок из сотен полученных мной подарков. Со всех концов страны, хотите посмотреть?
– Спасибо, это не требуется, – сказал Иенсен.
Она растерянно улыбнулась.
– Скажите тогда, почему вы, полицейский комиссар, приходите ко мне и выспрашиваете меня?
– Я не уполномочен обсуждать этот вопрос, – ответил
Иенсен.
Целая серия разнообразнейших выражений сменилась за секунду на ее лице. Потом она всплеснула руками, беспомощно, совсем по-бабьи, и покорно сказала:
– Ну что ж, тогда я подчиняюсь…
Они вышли вместе с брюнеткой. Едва лифт тронулся, спутница Иенсена всхлипнула и сказала: