– Вы ее знаете?
– Ну еще бы. Я уже работал в журнале, когда она пришла. Ее назначили главным редактором. И я усидел на месте в течение года.
– Усидели?
– Ну, я был тогда сильней и моложе.
Он сел на диван, запустил правую руку под груду грязных одеял, простынь и подушек и достал бутылку.
– Раз вы все равно догадались, дальнейшее не играет никакой роли. Кроме того, как уже говорилось, я не пьянею. Я только становлюсь более решительным.
Иенсен не сводил с него глаз.
Хозяин глотнул из бутылки, отставил ее и спросил:
– А чего вам, собственно говоря, нужно?
– Некоторые сведения.
– О чем?
Иенсен не ответил.
– Если вы желаете получить некоторые сведения об этой старой стерве, вам повезло. Мало кто знает ее лучше, чем я. Я мог бы написать ее биографию.
Хозяин умолк, но, видимо, не потому, что ждал ответа.
Он, прищурясь, взглянул на посетителя, потом обратил взгляд к окну, мутному от грязи. Несмотря на опьянение, взгляд у него был цепкий и внимательный.
– А вы знаете, как она сделалась главным редактором крупнейшего журнала в стране?
Иенсен промолчал.
– Жаль, – задумчиво пробормотал хозяин. – Очень жаль, что об этом почти никто не знает. А ведь ее вступление в должность представляет собой переломный момент в истории печати.
Наступила тишина. Иенсен без тени любопытства смотрел на хозяина и крутил между пальцами авторучку.
– Вы знаете, кем она работала, прежде чем податься в главные редакторы?
Хозяин гаденько захихикал.
– Уборщицей. А вы знаете, где она убирала?
Иенсен изобразил маленькую пятиконечную звездочку на чистой странице блокнота.
– В святая святых. На этаже, где помещается дирекция концерна. Как она туда прорвалась, я вам не скажу, но, уж конечно, не по воле случая.
Он нагнулся, поднял бутылку.
– Она могла и не такое устроить. Понимаете, она была соблазнительна, до чертиков соблазнительна. Так думал каждый, пока не знакомился с ней.
Он сделал глоток.
– В то время уборка производилась после рабочего дня.
Уборщицы приходили к шести. Все, кроме нее. Они приходила на час раньше, когда шеф, как правило, сидел у себя в кабинете. Шеф обычно отпускал секретаршу в пять часов, чтобы оставшийся час без помех заняться чем-то другим.
Не знаю, чем именно. Но могу догадаться, – добавил он и поглядел в окно.
Уже смеркалось. Иенсен посмотрел на часы. Четверть седьмого.
– Точно в четверть шестого она открывала дверь его кабинета, заглядывала туда, говорила: «Ах, простите» – и снова закрывала дверь. Когда он уходил домой или просто шел в туалет или еще куда-нибудь, он всякий раз успевал заметить, как она скрывается за углом коридора.
Иенсен раскрыл было рот, хотел что-то сказать, но тут же передумал.
– Особенно соблазнительной казалась она со спины. Я
хорошо помню, как она выглядела. Она носила голубую юбку, белую косынку, белые туфли на деревянной подметке – только на босу ногу. Должно быть, она кое-что пронюхала. Помнится, про шефа ходили разговоры, что он не может равнодушно видеть подколенные ямки ни у одной женщины.
Хозяин встал, подошел, волоча ноги, к выключателю и зажег свет.
– С тех пор как шеф начал повсюду натыкаться на нее, дело двинулось вперед семимильными шагами. Он у нас славился по этой части. Говорили также, что он любит знакомиться по всем правилам. Вот пижон, верно? И знаете, что было дальше?
Лампочка под потолком была окутана толстым слоем пыли и светила сквозь него робко и неверно.
– Она ему толком не отвечала. Пробормочет что-то смиренное и невразумительное и уставится на него глазами лани. И так все время.
Иенсен добавил к первой вторую звездочку. Шестиконечную.
– После этого она накрепко засела у него в голове. Он рыл землю носом. Он пытался выяснить ее адрес. Не вышло. Черт ее знает, где она обитала в ту пору. Говорили даже, что он посылал людей выследить ее, но она ускользала от них. Потом она начала приходить на пятнадцать минут позже срока. А он все сидел. Она приходила с каждым днем позже и позже, а он по-прежнему сидел у себя в кабинете и делал вид, будто чем-то занят. И вот как-то раз…
Он умолк. Иенсен терпеливо ждал полминуты. Потом он поднял глаза и без всякого выражения посмотрел на рассказчика.
– Можете себе представить, что шеф совершенно ошалел. Однажды она вообще заявилась в половине девятого, когда остальные уборщицы давно ушли. В кабинете у него было темно, но она прекрасно знала, что он еще здесь, потому что видела на вешалке его пальто. И вот она начала расхаживать по коридору, грохоча деревянными подметками, а потом вдруг взяла свое ведро, вошла к нему и захлопнула за собой дверь.