– Что вы знаете о взрывном деле?
– Меньше, чем первый директор издательства о Гегеле.
– Другими словами?
– Другими словами – ничего. Я не был даже на военной службе. Я уже тогда был пацифистом. Если бы в мои руки попал целый склад боеприпасов, я все равно не смог бы создать из него что-нибудь взрывчатое. Вы мне верите?
– Верю.
На полдороге к шестнадцатому участку Иенсен спросил:
– А у вас случайно не мелькала мысль и в самом деле взорвать здание?
Задержанный ответил лишь тогда, когда машина уже въехала во двор участка.
– Да, мелькала. Если бы я был в состоянии изготовить бомбу и знал наверняка, что ни один человек не пострадает, я возможно, взорвал бы Дом. А теперь бомба носит чисто символический характер.
Когда машина остановилась, он еще добавил, как бы для собственного сведения:
– Так или иначе, но я все выложил. И кому? Полицейскому!
Потом он повернулся к своему спутнику и спросил:
– Процесс, конечно, будет идти при закрытых дверях?
– Не знаю, – ответил Иенсен.
Он нажал кнопку на приборном щитке – выключил магнитофон, вылез из машины, обошел ее кругом и распахнул другую дверцу. Потом он отвел задержанного на регистрацию, а сам поднялся к себе в кабинет и позвонил начальнику патруля.
– Адрес записали?
– Да.
– Возьмите с собой еще двоих и выезжайте на место преступления. Соберите все вещественные доказательства, какие только сможете найти. И поторапливайтесь.
– Понял.
– Еще одно.
– Слушаю.
– Пошлите следователя в одиночку. Пусть снимет показания.
– Понял.
Иенсен поглядел на часы. Часы показывали тридцать пять минут десятого. До полуночи оставалось два часа двадцать пять минут.
26
– Иенсен? Куда вы опять пропали?
– Заканчивал следствие.
– Я третий день вас разыскиваю. Дело приняло неожиданный оборот.
Иенсен промолчал.
– Между прочим, что вы имели в виду, когда сказали:
«Заканчивал следствие»?
– Что я задержал виновного.
В трубке послышалось тяжелое дыхание.
– И он сознался?
– Да.
– И уличен?
– Да.
– Значит, это он?
– Да.
Начальник полиции явно погрузился в размышления.
– Иенсен, надо немедленно известить шефа.
– Да.
– Вот и займитесь. Я думаю, вам следует лично сообщить ему эту новость.
– Понял.
– Пожалуй, оно и к лучшему, что я не смог поймать вас вчера.
– Не понял.
– Вчера руководители концерна связались со мной.
Через министра. Мне сообщили, что на данном этапе всего разумнее прекратить следствие. И что они даже готовы взять иск обратно.
– Почему?
– Мне кажется, потому, что они считают, будто следствие зашло в тупик. И потому, что ваши методы представляются им обременительными. Вы якобы действуете совершенно вслепую и напрасно беспокоите людей, невиновных и вдобавок занимающих видное положение в обществе.
– Понял.
– В общем, разговор был не из приятных. Но поскольку я, признаюсь вам честно, не рассчитывал, что вы уложитесь в установленный срок, крыть было нечем. Министр прямо в лоб спросил меня, верю ли я, что у вас что-нибудь выйдет.
И я вынужден был ответить: «Нет». Зато теперь, теперь…
– Слушаю.
– Теперь, насколько я понимаю, положение коренным образом изменилось.
– Да. И еще одно.
– Ну что там опять?
– Преступник, скорей всего, отправил второе письмо аналогичного содержания. Письмо должно прийти завтра.
– Это реальная угроза?
– Думаю, что нет.
– Будь наоборот, ситуация была бы поистине уникальная: преступник задержан за шестнадцать часов до совершения преступления.
Иенсен промолчал.
– Да, сейчас всего важней поставить в известность шефа, отыщите его сегодня же. Это в ваших интересах.
– Понял.
– Иенсен!
– Слушаю.
– Вы славно потрудились. До свиданья.
Комиссар Иенсен положил трубку и секунд через десять снова поднес ее к уху. Набирая номер, он услышал со двора истерический визг.
На то, чтобы установить местопребывание шефа, ушло пять минут. Чтобы дозвониться до загородной виллы, где находился шеф, – еще пять. К телефону подошел кто-то из прислуги.
– У меня очень важное дело.
– Хозяин просил не беспокоить его.
– И срочное.
– Ничем не могу помочь. С хозяином случилось несчастье, теперь он лежит.