Это учение завоевало умы интеллектуалов, но глубоко шокировало рядовых христиан, которые отчаянно придерживались положения о непоколебимой божественности Христа. Формулировка, возможно, западная по происхождению, навязанная Константином Никейскому собору, согласно которой Сын в субстантном отношении был подобен Отцу, удовлетворяла представлениям простых христиан, поскольку она подтверждала единую божественность Сына и Отца, но приводила в замешательство образованных теологов, так как на деле означала, что Отец и Сын оказывались идентичными. Субстанция «оУб'сЫ-» на философском языке означала нечто вроде индивидуальности, и, следовательно, выдвинутое утверждение возрождало когда-то поверженную доктрину Сабеллия. Прошло очень много времени, прежде чем удалось найти выход из этого тупика. Это объясняется тем, что Запад упорно придерживался «единосущности» (consubstantiaii) и ни за что не принимал такой компромисс, как «из подобной субстанции». В конце концов понятие «oy6'coL было воспринято на Востоке в значении «что-то подобное природе», а для описания индивидуальности лиц Троицы был введен другой термин — ysro&za&LS (который являлся литературным переводом понятия «substantia»). Представители западных провинций в течение длительного времени не могли понять, что греки имели в виду под одной оу^Ы- в трех YfroG'tae'LS, так как слова эти казались им идентичными по значению, но все же они приняли данную формулировку, и обе стороны были удовлетворены.
Новая трудность возникла при обсуждении вопроса, может ли Христос быть и Богом, и человеком. Несторий наставлял, что Христос по сути и непосредственно по своим интеллектуальным и нравственным задаткам был человеком, но в то же время он являл собой «совершенное божество». Чтобы отстоять реальность человеческого начала в Христе, Несторий призывал оказывать больше почтения Непорочной Марии, которую он называл «Божьей Матерью».
Его противники были способны предложить в качестве учения то положение, что в Христе воплощалось две различных личности, божественная и человеческая, без каких-либо принципов единения, или даже представить Христа воодушевленным пророком. Подобный достаточно рационалистический взгляд оскорблял рядовое религиозное Мнение, которое прежде всего и было призвано восхвалять Деву Марию, и, что оказалось более важным, дал верующим возможность понять, что учение Нестория умаляло непоколебимую божественность Христа, превращая его в главного пророка. В 431 г. взгляды Нестора были осуждены Собором Эфеса и в рамках Римской империи так и не получили дальнейшего развития, хотя пользовались определенным влиянием в Персии. Противоположная доктрина Кирилла, епископа Александрии, в той форме, в которую она была обрамлена его последователем Диоскором, в свою очередь породила оппозицию. Кирилл и Диоскор полагали, что человечность Христа содержится в его божественности, они утверждали, что Бог был распят за нас. В 449 г. эта точка зрения, получала одобрение. Собора в Эфесе, а в 451 г была осуждена Собором в Халкидоне, заявившим, — что Христос представлял собой личность с двумя ликами, человеческим и божественным, в безоговорочном единении, которое ни в коем случае не принижает их индивидуальности. Мо-нофизиты Римской империи придерживались разнообразных точек зрения, от умеренных взглядов Севера Антиохийского, которые отличились от позиции диофизитов только отдельными эмфазами, до крайней точки зрения афтар-тодоцетистов, которые верили, что Христос располагал не телом человека, а божественным и вечным подобием. Мо-нофизиты и диофизиты так никогда и не достигли компромисса: коптские, эфиопские, якобитские, армянские и индийские христиане до сих пор придерживаются монофи-зитской позиции, а католическая и ортодоксальная церкви и все протестантские церкви являются диофизитами.