В начале февраля она услышала стук топора, доносившийся откуда-то из глубины замка. Мария вызвала слугу:
— Что происходит? — спросила она дрогнувшим от волнения голосом.
Слуга побледнел. Суд вынес свой приговор, и Марии было прекрасно известно, о чем в нем говорилось. Но сказать в лицо бывшей королеве правду у него никак не поворачивался язык. Ведь для ее казни в главном зале возводили эшафот.
— Елизавета все-таки подписала приговор суда?
— Неизвестно, — пролепетал слуга.
Он на самом деле не знал: официально Елизавета о предстоящей казни не объявляла. А решение суда могли счесть достаточным основанием для возведения эшафота и без подписи королевы. Мария рухнула на стул.
— Они не посмеют. Они не посмеют казнить королеву Франции и Шотландии. Им не дадут, не позволят. Со мной силы Божьи, — бормотала она, забыв о стоявшем у двери слуге, — мне придут на помощь. Меня освободят, спасут, вызволят отсюда.
Слуга с сожалением смотрел на сидевшую перед ним женщину. Мария была младше Елизаветы почти на десять лет, но к сорока пяти годам выглядела совершенной старухой. Годы, проведенные в изоляции в Англии, состарили ее — ни балов, ни охоты, ни мужчин, расточавших комплименты. Одно развлечение оставалось у Марии все это время: тайная переписка с врагами английской короны, желавшими передать ос Шотландской королеве-католичке. Французский и испанский короли на словах поддерживали Марию. Но где они сейчас со своей помощью? Знают о постигшей ее участи и не пытаются повлиять на Елизавету…
Утром на следующий день, едва взошло солнце, за ней пришли. Без церемоний в комнату вошло несколько человек. Ей велели одеться и следовать в главный зал. Мария прекрасно помнила, как туда идти: день за днем последние месяцы в зале проходил суд. Она покорно побрела навстречу смерти. Ночь, проведенная в молитвах, осталась позади, как и вся жизнь, из которой почему-то сейчас вспоминались лишь годы, проведенные во Франции. Как же ее там баловали, как ею восхищались! Мария даже слегка улыбнулась. Но дороге на эшафот перед ее глазами продолжали мелькать сцены из той, счастливой жизни. Прошлое уносило Марию дальше и дальше от страшного настоящего, пока она, наконец, вплотную не подошла к возведенному помосту.
Народу в зале было много: поглазеть на казнь пришли все, кто мог. Марии завязали глаза белоснежным платком и заставили встать на колени. Палач занес топор над ее шеей, но неожиданно его рука дрогнула. Топор оставил на коже Марии глубокую царапину. Из раны полилась кровь. Толпа ахнула. Палач ударил второй раз, но и тут голова не отделилась от тела. Душераздирающие крики обреченной на смерть мученицы не затихали. С третьего раза палачу удалось сотворить свое страшное дело, и голова покатилась по деревянному настилу. Палач поднял голову за волосы. Неожиданно с глухим звуком она упала обратно на пол: в его руках остался лишь рыжий парик. Кто-то засмеялся.
— Смерть изменнице! — прокричала толпа.
Елизавета принимала послов. Посол Испании вошел к ней последним.
— Мы слышали, казнь королевы Шотландии Марии Стюарт все-таки состоялась, — сказал он, поклонившись.
Беседа шла на испанском. Обычно Елизавета обходилась без переводчиков, так как превосходно владела несколькими иностранными языками.
— Непростительная ошибка секретаря, — кивнула Елизавета, — очень прискорбно! Я велела не давать приговору ход, но секретарь отправил бумагу в замок, — королева покачала головой, — конечно, секретарь будет наказан! Даже не сомневайтесь. Такие проступки не должны оставаться безнаказанными. Но смею вас заверить, я подписывала приговор только чтобы успокоить свой народ, требовавший возмездия. Казнить Марию никто не собирался. Произошла ошибка. Если бы не секретарь, мне бы удалось протянуть время, и люди бы постепенно успокоились.
Посол натянуто улыбнулся и не нашел, что ответить.
— Старая, выжившая из ума лгунья, — зло прошипел он, покинув покои королевы, — казнь особы королевской крови ей с рук не сойдет!
В это же время Елизавета отдавала распоряжения о заточении в Тауэр секретаря. «Ничего страшного, — думала она, — посидит несколько месяцев и выйдет на волю. Будем говорить: не понял приказа королевы. Дал ход бумаге, которой не следовало давать хода. Все просто».
Как и у Марии, у Елизаветы на голове красовался рыжеволосый парик. Вот только то, что находилось под париком, она берегла гораздо лучше своей родственницы.