Едва глотнула, как дивная сила
В янтарной влаге хмельного питья
И ум, и сердце чудесно смесила
В одной отрадной струе забытья.
Бесстрастно, тихо, в глубоком покое
Склонилась дева на Ложе Святое:
Покров блистает узором шитья,
Играют ярко цветные каменья…
Не явь, не греза, не призраки сна,
А только благость и радость забвенья, —
Как будто близких небес тишина…
Царевна дремлет на Ложе Священном,
И чует шепот ласкающих слов,
И тайно слышит в обмане мгновенном
Всё ближе поступь чуть внятных шагов.
В дыму курений пред мысленным взглядом
Клубятся сонмы оживших теней,
И снится деве ясней и ясней,
Что кто-то, светлый и радостный, рядом
На ложе брака склоняется к ней…
Любви виденья коварны, как змеи…
Полно соблазнов томление сна:
Вот чьи-то руки обвились вкруг шеи,
И чьих-то глаз перед ней глубина;
А милый голос звучит, как струна,
Звучит не страстно, а так задушевно…
Вот к чьей-то груди прижалась она…
И вдруг очнулась… Склонясь над царевной,
Стоит царевич — покинутый друг,
Один желанный жених и супруг…
Про всё царевич поведал царевне,
В глазах любимых стараясь прочесть
Ответ заране: пред Тайною древней
Звучит так ново чудесная весть.
И брат услышал решимость согласья.
К его царевна прижалась плечу:
«С тобою здесь всей душою слилась я,
И в новой жизни с тобою хочу
Сиять, подобно двойному лучу!..»
Глава сорок третья
Сбылось: дано мне мой замысел чудный
И вместе страшный в его новизне
Свершить на деле, как долг многотрудный.
Из храма ходом, укрытым в стене,
Всхожу с царевной на плоскую кровлю…
Вновь Символ Девства над миром возник,
И я, ликуя, в душе славословлю
Владыки Света невидимый Лик!
Подходят сроки! Вот — дева-невеста
Приносит людям из сумрака лет
Мечту пророчеств — Спасенья Обет;
И, словно в свитке седом палимпсеста,
Уже, сквозь строки позднейших времен,
Мне зрима правда начальных письмен:
Предвечный в Диске, издревле сокрытый
От нас во славе Своей огневой,
Заутра явит нам Образ живой,
Бессмертья светом с востока залитый!
Завет Единства — завет позабытый
Блеснет сквозь тлен и раскол роковой!
Светла под светом серебряным крыша,
Над нею — лунный серебряный шар
И воздух, полный неведомых чар.
Царевны кудри беззвучно колыша,
Чуть веет свежий морской ветерок,
И, словно парус в пути на восток,
Высоко в небе, рассвету навстречу,
В нем чуя эры блаженной предтечу,
Взмывает птица безмолвная Рок…
И я спустился в святилище снова
С мечтой своею о завтрашнем дне.
Мои веленья ловя с полуслова,
Царевич, молча, прислуживал мне.
Зажгли огни алебастровых чаш мы
И семь алтарных огней в хрустале:
Светились стены желтеющей яшмы,
Купаясь в мягком лучистом тепле.
Чертеж пентакля на огненной меди,
Повитый тканью, раскрыл я. Полны
Кадила свежим запасом камеди,
И взбрызнут нардом покров пелены.
Готовы воска янтарного свечи,
Сосуды с миром, три свежих венка,
Мой жезл и меч, освященный для встречи
Враждебных духов угрозой клинка;
Вода Живая в хрустальном кувшине,
С Водою Мертвой — могильный лекиф…
К обряду храм уготовлен, и ныне
Верну я миру в раскрытой святыне
Завет далекий и темный, как миф…
К сестре царевич восходит на крышу.
Шаги. Уж близко их шепот я слышу —
Горячий шепот прощальных минут:
Жених с невестой к венчанью идут.