Косвенные признаки того, что такой эпос существовал, мы находим в греческой мифологии. Это прежде всего сказания о легендарных певцах-аэдах Силене (Сатире), Орфее, Лине, Арионе и историческом Пиндаре. Мудрый Силен, отождествляемый с Сиренами и Гермесом, рассказывает-выпевает царю Мидасу песнь об огромном Заатлантическом материке Меропии-Атлантиде[24]. Лин, потомок Посейдона, пел о происхождении мира, о путях Солнца и Луны, о рождении животных и растений: «Много раз будет повторяться одно и то же, и никогда не наступит конец. Жизнь сопряжена с мучительными страданиями и сонмом смертельных напастей. Так бессмертная смерть осеняет и всё окрест; Человек и всё тленное умирают…» Именно Лин говорит о циклическом характере человеческой истории и определяет каждый период в 10.800 лет, называя его Великим годом[25]. Оды Пиндара, например «Пелоп», «Острова Блаженных», «Геракл Гиперборейский», «Потоп», «Аргонавты», «Персей Гиперборейский», навеяны Гиперборейской и Атлантической Традициями.
В европейском романтизме были подходы, отразившиеся в незначительных поэтических сценах, отрывках и замыслах, прежде всего, Уильям Блейк (1757–1827), Перси Биши Шелли (1792–1822) и Виктор Гюго (1802–1885). Например, в поэме Шелли «Прометей освобожденный» (1820) есть сцена под названием «Устье Большой реки на острове Атлантида». Также некоторые поэмы Шелли («Королева Маб», «Атласская фея», «Аластор, или Дух одиночества») вполне могли служить сценами для написания будущей поэтической книги о стране атлантов. В одном из произведений шведского поэта Эсайаса Тегнера (1782–1846) есть примечательные строки, навеянные Атлантической Традицией:
У Виктора Гюго был замысел создать огромную эпопею «Легенды веков», посвященную истории человечества, начиная с легендарных древнейших времен и кончая современностью. К сожалению, из этого замысла не получилось единого эпического произведения, оно распалось на отдельные части. У Гюго Сатир: «пел о древности, о счастье, Атлантиде».
Как в зерне, в платоновском предании, были заложены все потенциальные возможности для перехода протосюжета в традиционный сюжет о потопах и различных катастрофических явлениях. Рано или поздно такой переход должен был состояться в эпоху бурных социальных и общественных потрясений. Темы погибших цивилизаций и гибели всего человечества прочно вошли в культуру XIX–XX вв. Апокалиптические настроения выливались в не менее грандиозные и соразмерные этим настроениям невиданные до селе, мощные по силе духа, произведения, подобные байроновским «Тьме», «Каину» и «Великому потопу». В дальнейшем эта тема усиленно разрабатывалась, как европейской, так и русской романтико-поэтической школой: Мицкевич «Свитезь», Бобров «Судьба древнего мира, или Всемирный потоп», Пушкин «Пир во время чумы» и «Медный всадник», Бельский «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Фефронии» (по данному либретто композитор Римский-Корсаков написал одноименную оперу), Печёрин «Торжество смерти», Тургенев «Конец света. Сон» и т. п.[26]
Наиболее заслуживают внимания две славянские драматические трагедии: Лариса Рейснер «Атлантида»[27] и Витезслав Незвал «Сегодня еще зайдет солнце над Атлантидой»[28]. Первая была написана русской писательницей еще до Первой мировой войны (1913), а вторая — чешским поэтом после Второй мировой войны (1956). Обе славянские трагедии не только вписываются в апокалиптическую евразийскую культурную традицию, но имеют общие черты, в частности, пьесы проникнуты ощущением грядущих перемен и катастроф; стремясь предвидеть и предостеречь, авторы полны веры в будущее человечество[29].
Работа Голохвастова над своей поэмой совпала с выходом не менее знаменательной книги Д. С. Мережковского (1865–1941) «Атлантида — Европа. Тайна Запада» (Белград, 1930). Мировая культура в этот период полна апокалиптических и эсхатологических предчувствий и знамений. Книга Мережковского вопиет о грозном предупреждении грядущей гибели человечества. «Атлантида — предсказание через миф, вечное предупреждение человечеству, как сбывшийся однажды Апокалипсис»[30]. Труд Мережковского произвел огромное впечатление не только на Голохвастова, но и на всех современников, в основном на первую и вторую волну русской эмиграции. Это настоящее эпохальное поэтическое произведение в прозе, в котором соединились научный подход и мистическое проникновение в проблему атлантологии. Б. Поплавский расценил книгу Мережковского как «опыт непрерывного интеллектуального экстаза, осуществленный в библейском ощущении эсхатологического страха»[31]. Для эмигрантов былая дореволюционная Россия стала Русской Атлантидой. В образе северного варвара, похитившего царскую дочь, Голохвастов, по нашему мнению, показал большевистскую Россию. Новая Россия стала для этого поэта, да и для всех остальных, чужой, несущей в себе разрушительное, а не созидательное начало. Старая Россия осталась для русских «невозвращенцев» навсегда неким утопическим, благодатным краем, потерянным в пространстве и во времени, как некогда Атлантида стала легендой-мифом для всего мира. После революции 1917 г. Голохвастов уехал в Америку, которая на протяжении столетий считалась «Землей обетованной», «Новой Атлантидой», невероятным земным простором, полным потенциальных возможностей. Америка — обетование иного мира, в котором поэт воссоздает древнюю Традицию об Атлантиде, будучи свободным не только в физическом, но и в интеллектуальном плане.
24
Воронин А. А. Владыки Огенона. Мифология Атлантиды // Атлантида: проблемы, поиски, гипотезы. Альманах, посвященный проблемам атлантологии. М., 2002. Сб. 2. Вып. 3. С. 76–80.
28
Nezval V. Dnes ješté zapadá slunce nad Atlantidou. Praha, 1956; Незвал В. Избранное. М., 1960.
29
Волков А., Соловей Э. Две славянские трагедии об Атлантиде // Чехословацко-русские литературные связи в типологическом освящении. М., 1971. С. 210, 215–216.
31
Воронин А. А. (Афанасий Бран), Т. Воронина. Русская библиография об Атлантиде // Атлантида: проблемы, поиски, гипотезы. Альманах, посвященный проблемам атлантологии. М., 2001. Сб. 1. Выл. 2. С. 157.