«У жизни — мудрость, красота…»
У жизни — мудрость, красота
И страсти царственной мечта:
Их сердцем петь средь будних дел
Поэта радостный удел.
«Камин пригас. Пушась, как иней…»
Камин пригас. Пушась, как иней,
Зола повила головни,
Чуть дым клубится струйкой синей.
А за окном лежит пустыней
Чужой нам мир. И мы одни.
Простой, но близкий на чужбине,
Напев, всё тот же искони,
Ведет сверчок. В простой кручине
Мы, как в обрядном строгом чине,
Былые воскрешаем дни.
И в созерцательном помине
До боли милы нам они:
Друг, дай мне руку!.. А в камине,
Зардев, как алый блеск в рубине,
Мерцают угольев огни.
«Как прежде пел, так пой и впредь…»
Как прежде пел, так пой и впредь:
Не верь суду ханжей, что лира
Вотще бряцающая медь…
Твори, поэт. Мы знаем ведь,
Что в Красоте — спасенье мира.
«Как в своде купола, в глубоком небе — звезды…»
Как в своде купола, в глубоком небе — звезды;
И ярко их в себе затеплила река:
Заботливо зажгла незримая рука
Внизу, как и вверху, лампад лучистых грозди,
И дымкою туман полночный их повил,
Как синий фимиам пылающих кадил.
Полны высоких дум, полей душистых шири
В затишьи молятся, как в праздничный канун,
А в воздухе дрожит напев бессчетных струн,
Подобный пению ликующей псалтири:
В нем голоса всего, что дышит на земле,
Слились, созвучные, в торжественной хвале.
И, словно пробудясь от долгой летаргии,
С вселенскою душой сливается душа
И, в ней дыханием бессмертия дыша,
Внимает таинству надмирной литургии,
Свершаемой в ночи природою живой
Пред Неприступною Загадкой Мировой.
«Я иду одинокий… И слышит…»
Я иду одинокий… И слышит
Думы сердца полночный простор…
Как алмазами по небу вышит
Переливчатый звездный узор.
За рекой, словно зеркало, гладкой,
Серебрится берез береста,
И цветущей гречихою сладко
Веет сонных полей пустота.
Шелест ветра, как шепот знакомый,
Светляков голубые огни
И дыханье неясной истомы, —
Всё как прежде… в погибшие дни.
Где же ты, незабвенная?.. Где же,
Чутко слушая летнюю тишь,
Ты, как я, этой полночью свежей
О несбывшемся счастьи грустишь?..
«Прохлада утра так легка…»
Прохлада утра так легка.
Восток повит зари каемкой,
И, отвечая ей, река
Мерцает радужностью ломкой.
Уже пропели петухи;
Тумана поднялась завеса,
И зарумянились верхи
Еще нахмуренного леса.
А на селе поет рожок,
В пыли волнистой — топот стада.
Вставай. Открой окно, дружок, —
Как на заре сладка прохлада.
«Слышится радостно благовест утренний…»
Слышится радостно благовест утренний;
Радостно утром мне дышится.
Благовест… Солнце… И на сердце внутренний
Утренний благовест радостно слышится.
«Последних журавлей стремительная стая…»
Последних журавлей стремительная стая
Высоко поднялась в лучистой синеве,
С перекликанием звенящим пролетая;
Как в тонком кружеве, в редеющей листве
Сквозит березовая роща золотая.
Прозрачный ветер тих. Скользят по травам влажным
Косящатым крылом проворные стрижи;
Пыля, идут стада с мычанием протяжным,
И с тщетным рвением у брошенной межи
Воронье пугало шумит тряпьем сермяжным.
А там, за ним, вдали, так веселы размывы
Дорог, змеящихся среди пустых полей,
И ветра свежего так радостны порывы,
Что мне в курлыканьи отлетных журавлей
Невольно слышатся к скитаниям призывы.