Теперь с надеждой, внезапно зажженной,
Устав просить, как я прежде просил,
Я только жажду. Дрожат напряженно
Все струны в сердце, исполненном сил.
Я весь в едином желаньи до боли,
Я весь в одном устремленьи души;
А звучный голос настойчивой воли
Внушает властно: — «Начав, заверши!
Желай и будет! Ты избран — исполни!..»
И вот… вот грянул раскат громовой,
Зарделось небо; от пламени молний,
И ночь прожег ураган роковой, —
Взметая звезды, как дождь огневой.
То гнев ли Неба? Предсказанный час ли
Призыва громких архангельских труб?
Но вихрь промчался, и тая, как клуб
Тумана тает, виденья погасли;
С бессильным криком, сорвавшимся с губ,
Язык мой замер; мой слух, словно воском,
Беззвучьем залит, и взор мой ослеп;
Не дрогнет тишь ни одним отголоском,
Нависший мрак — замурованный склеп.
Умолкнув, сердце во тьме безглагольной
Стоит, как жернов, уставший молоть,
И, точно пепла сухая щепоть,
Без, тленья, в быстром распаде, безбольно
В летучий прах рассыпается плоть.
Не это ль смертью зовем до сих пор
Привычный мир ощущений потух,
И стал свободен очнувшийся дух
От уз непрочной, коснеющей формы,
А взор бесплотный извне обращен
Опять к виденьям отживших времен.
Из далей снова столетья-минуты
Скользят, как цепь неразрывных колец;
Былое живо — бессмертный мертвец:
Народов гордость и рабские путы,
Любовь и скорби бессчетных сердец,
Триумфы, распри, удачи и смуты,
Ценой падений — познанья венец,
И труд бесплодный, нуждою пригнутый.
Чреда событий: Столетья-минуты
Бегут, как цепь неразрывных колец:
Бегут и гибнут. Вот грозный Кортец,
И царства Майев несчастный конец;
Вот Крест Голгофы, позорный и лютый;
Уста Сократа над чашей цикуты,
Псалмы Давида средь стада овец,
Египет — тайн нераскрытых творец,
И Ур-прапращур… Столетья-минуты
Бегут, как цепь неразрывных колец.
А там, там дальше, где, с бурями споря,
В просторе мрачном шумит океан,
Исходит Остров зеленый из моря,
И древний город, как страж-великан,
Стоит в сединах величья и бедствий.
И воздух дрогнул при клике: «Ацтлан!»
Что это? Зов?.. И не сам ли приветствий
Привычный клич я бросаю в туман?
Ацтлан, Ацтлан!.. И, как отклик, оттуда,
Из этих далей я слышу ответ.
Снопами брызнул прорвавшийся свет,
А тишь проснулась от дальнего гуда,
И я охвачен предчувствием чуда.
Мой дух разбужен в своем забытьи;
Родятся сил животворных струи,
И слышу я, что в зыбях их слияний
Зачатья тайна опять свершена,
Что теплой крови густеет волна,
Что снова ткутся телесные ткани,
Что в плоти дрожь бытия зажжена.
Ваятель Вечный заботливо лепит
Живое тело, амфору души.
И так лучи естества хороши,
Так жгуч костей оживающих трепет,
Удары сердца так звучны в тиши.
Никем из смертных, воистину, не пит
Восторг подобный! Дарован возврат
Мне в бренный мир от неведомых врат!
Прекрасна жизнь после краткой разлуки:
Тепло, сиянье, и звуки, и звуки.
Играет в жилах горячая кровь,
И тело бодро, и трепетны руки,
И дышит грудь с наслаждением вновь.
Невольно жмурясь от света, сперва я
Бросаю взгляд из-под дрогнувших вежд.
И вижу: вьется тропа полевая;
Иду я; складки широких одежд
Шуршат, колосья в пути задевая;
А посох, крепкий, как прочный костыль,
Концом уходит в глубокую пыль;
Мой лоб, повитый повязкой свободной,
Овеян солью и влажностью водной,
И ветер с шири лазурной воды
Колышет пряди седой бороды.
Легко и гордо звучит на чужбине
В затишьи поступь неспешных шагов.
И свет, и радость в окрестной картине:
Смеются волны в кайме берегов,
Ручьи лепечут, змеясь по равнине,
Луга зовут в свой росистый простор;
За ними — город под дымкою синей,
Над ними — главы серебряных гор.