— Спаситель. Сам. И ничего. Благословил могилу и прошёл мимо. Ракот пытался, наверное, Его вызвать, но тот даже не повернулся.
— Я боюсь. — Сигрлинн спрятала лицо в ладонях. — Каждый раз, когда… упоминается этот.
— Я тоже, — вздохнул он, обнимая и привлекая к себе. Как же дивно пахнут её волосы, и как я мог жить без их запаха, без того, чтобы чувствовать, как они скользят и щекочут шею? — А тот случай так и остался загадкой. Чего Он хотел? Для чего появился? Потом, в Эвиале, мы встретились вновь, но там всё вышло до обидного просто. Ракот схватился с ним, не преуспел, и только потом, когда ударили все вместе…
— Милый мой, — руки обвились вокруг его шеи, — давай сейчас ни о чём больше не будем, ладно?
— Ладно… — Тепло в груди, тепло и покойно. Несмотря ни на каких Дальних и Спасителей. — Я просто был половиной без тебя.
— Я тоже. И я всегда это знала.
— Даже когда мы, гм, слегка не поняли друг друга в Джибулистане?
— Конечно. Как же могло выйти иначе? — Она потёрлась носом о его ухо. — Но ты должен был сделать шаг.
— Должен был?
— О, о, как бровь-то поднялась! — меж слов проскочила смешинка. — Ты «должен» только одному-единственному… Чуть не сказала «человеку»… Ты должен только самому себе. Друг без друга мы просто шли вниз. Всё глубже и глубже. Всё ближе и ближе к Хаосу, — она содрогнулась, улыбка погасла.
— Ты побывала там, куда мне никогда не добраться… — пробормотал он. Руки его обняли тонкие плечи, прижимая её к себе извечным жестом мужчины, мужа, заступника.
— Когда-нибудь я всё расскажу, как там оно было, — посулила она, глядя в сторону. — Знаешь, как вспомню — а тебя рядом нет, — так плачу. Словно брошенная белошвейка.
— Всемогущие Древние, да почему же «белошвейка»?! И с чего ради «брошенная»?!
Уголки её губ слегка дрогнули — в грустной улыбке.
— Обычно героини слезливых девичьих сказок — именно белошвейки. Во скольких мирах побывала, а несчастнее белошвеек никого, наверное, и не найти. Но я тебя туда не пущу. Нечего тебе там делать, милый мой…
— Где? Возле несчастных белошвеек?
Наконец-то улыбнулась по-настоящему. Боль уходила, пряталась где-то в глубине души; но оттуда я её изгоню всё равно, пообещал сам себе Познавший Тьму. Рано или поздно.
— Возле белошвеек тем более нечего! Нет, дорогой мой Хедин, Новый Бог и всё прочее, умирать я тебе не позволю. Хватит того, что умирала я.
— Хорошо-хорошо. Давай тогда просто ничего не говорить?
— Я всё ждала, когда ты, наконец, предложишь, — глаза её лукаво сощурились — за миг до того, чтобы закрыться, когда они оба забылись в поцелуе.
— Никогда не понимала, как ты вообще жил без меня, — фыркнула Сигрлинн. Скрестив руки на груди, она стояла возле узкого стрельчатого окна парящего замка. — У тебя же тут даже кухни считай что и нету!
— Уж не решила ли ты взяться за стряпню?
— Когда-то я это делала неплохо! — отрезала Сигрлинн, окидывая суровым взглядом пустой покой, где не было ничего, кроме нескольких грубо сколоченных столов да огромного очага с вертелами.
— Ну… да, — признался Хедин. — Но, знаешь ли, положение Бога всё-таки имеет свои преимущества.
— Какие это? Птицы небесные в клювах своих доставляют тебе амброзию и нектар?
— Э-э-э… н-нет. Обычно у меня кашеварят гномы.
— Что-о?! Гномы? И ты ешь их стряпню?
— Чем она тебе не угодила? Еда простая, без изысков, но вполне. Пиво, опять же.
— И гномояд!
— О, и ты о нём наслышана? Да, гномояд. Но пропустить стопку для аппетита…
Сигрлинн в шутливом ужасе зажала уши.
— Слышать ничего этого не хочу! Помню, у тебя… всё поустроеннее было.
— Там эльфы старались, — вздохнул Познавший Тьму. — Как им откажешь?
— Главное, чтобы ты не «не отказывал» бы эльфкам, — засмеялась она. — А здешними делами я займусь. У нас ведь это в крови.
— Что именно?
— Наводить порядок! И не закидывать в рот на бегу чего попало.
— Си, видишь ли, просто это тело, как ты знаешь…
— Знаю. Но раз уж мы сохранили, гм, удовольствия одного сорта, почему бы не сохранить и другие?
— Это тебе Ракоту надо сказать.
— Ну да. И он, войдя в роль варвара, будет жарить над огнём кабанью ногу, насадив на собственный меч!
— А как надо? — робко осведомился Познавший Тьму.
— Скоро узнаешь! — грозно пообещала Сигрлинн.
— Мне уже страшно, — улыбнулся он.
— Истинная волшебница на кухне — это да, это страшно. Или… постой. А кто я сейчас вообще?
— То есть как? Ты — это ты. Сигрлинн. Моя Сигрлинн.