Воин Хагена чувствовал, как сознание заливает липкая серая пелена, как отказываются повиноваться ноги; он упал на четвереньки, нож-крюк, бесполезный, валялся в десяти шагах от него; в левой руке Гудмунд еще держал
цепь, но не имел сил даже пошевелить ею. Сон обарывал его, еще немного – и веки смежатся...
Ночная Всадница выдернула меч из земли и, подойдя к Гудмунду, стала прицеливаться, намереваясь оглушить воина ударом эфеса по затылку.
И все же что-то мешало заклятью ведьмы подействовать до конца. Гудмунд скользил по самому краю бездны забытья, так и не проваливаясь в нее. Он внезапно увидел перед собой лицо матери – и сотрясшая его ненависть
помогла душе удержаться на узком карнизе, под которым во мглу бесконечности уходила бездонная пропасть... Воину кое-как повиновалась лишь правая рука, и он, прижимая ее к земле, сумел незаметным движением повернуть крошечный рычажок на оковывавшей кисть латной рукавице. Раздался легкий щелчок.
На воина упала тень – ведьма подошла вплотную; и в ту же секунду, когда она замахнулась, Гудмунд потратил последние силы на один стремительный опережающий удар. Острый четырехдюймовый трехгранный шип, высунувшийся из его железной перчатки, вонзился в ногу ведьме. Раздался истошный крик, и в тот же миг заклятье рухнуло. Одолевая тошноту, Гудмунд вскочил, ударом ноги
вышиб из рук ведьмы свой меч и вновь занес крюк, впрыгнувший ему обратно в руку.
И тут Ночная Всадница сочла за лучшее прекратить бой. Ей попался странный противник, с которым нужно было сражаться совсем по-иному, и она выбрала отступление.
У Гудмунда хватило рассудительности не броситься очертя голову в погоню. Там, в зарослях, его бы настигла внезапная смерть от вылетевшей невесть откуда крошечной отравленной иглы; и потому, едва Ночная Всадница скрылась, он подобрал меч, поспешно вскочил в седло и погнал коня, что было сил. Теперь каждый поворот, каждый куст мог грозить гибелью – он хорошо помнил Огненную Чашу, стеревшую с лица земли целую засаду! «Итак, эльф был прав, – думал воин. – Ведьма идет к монастырю. Она „стала на след“... хотел бы я знать, на чей, и не завидую тому, за кем она охотится... Остается только надеяться, что до монастыря я доберусь раньше, чем она, – я все же ее слегка задел».
Ночью он не останавливался, шел пешком, давая отдых коню, – страх все равно не дал бы ему смежить веки. Тем временем местность вокруг него вновь стала меняться.
Теперь он ехал среди длинных, пологих склонов старых-престарых гор. Кое-где виднелись безлесные вершины.
Исчезли привычные ели, сосны, пихты, лиственницы; их место заняли торжественные, странные деревья, застывшие, словно воины в боевом порядке, очень прямые и необычайно высокие; их вершины уходили к самым облакам. Землю у их подножий покрывал толстенный слой мха; и даже слышавшиеся здесь птичьи голоса совсем не походили на пение обычных крылатых обитателей Восточного Хьёрварда. Гудмунд перевел дух: устроить в таком чистом и далеко просматриваемом лесу засаду – не по умению Ночной Всадницы.
Зато нашлись другие.
Из-за древесного ствола толщиной в добрую крепостную башню прямо перед мордой лошади Гудмунда появился одетый в темно-синее юноша, худощавый и бледный, с длинными темными волосами до плеч и глубоко посаженными темными же глазами. В руке он держал посох, заканчивавшийся странным навершием – причудливым переплетением то ли пяти, то ли шести тонких заостренных отростков; если смотреть на них спереди, их рисунок напоминал руку Аол – «Начало» в алфавите великанов, что правили Хьёрвардом задолго до Первого Дня Гнева.
Гудмунду эти руны как-то показал Хедин, Великий Учитель, сказав при этом:
– Ныне они почти не в ходу. Маги пользуются Тайнописью Феанора, люди – новым звуковым алфавитом, что создал Мерлин. Лишь гномы в своих секретных трактатах по кузнечному делу еще пишут изначальными рунами...
Темные глаза властно смотрели на Гудмунда. Понимая, что достиг цели, воин натянул поводья и спешился.
Юноша, по-прежнему не произнося ни слова и пристально глядя на приезжего, направил на него вершину своего посоха. Гудмунд начал было заготовленную речь, однако его прервал энергично-досадливый жест сухой ладони.
Недоумевая, воин умолк.
Юноша смотрел на него еще с полминуты, а затем, так и не произнеся ни слова, сделал какой-то быстрый жест, и направленные на Гудмунда отполированные деревянные отростки на посохе внезапно ожили, бросившись вперед с быстротой атакующих змей; да что там змей! Бывалый воин Хагена сумел бы увернуться от гадов; здесь же его сплели в долю секунды, он оказался туго связан по рукам и ногам, не в силах пошевелиться. Его рука застыла, намертво прикрученная к эфесу.
– Эй, что за шутки, спали вас Ямерт?! – яростно заорал Гудмунд, дергаясь в тщетных попытках ослабить путы. – Я же сюда не просто так!
Не слушая воплей, юноша задумчиво окинул пленника взглядом, почесал подбородок и, вроде оставшись дольным, легко поднял посох за противоположный конец понес перед собой, помахивая им, точно веточкой. Гудмунд продолжал изощряться в ужасных проклятиях и руг ощутил резкую боль в губе – острый конец одного оплетших его отростков весьма деловито пытался проделать дыру в губе воина с явным намерением зашить ему рот в самом прямом смысле слова. Поперхнувшись от ужаса, Гудмунд замолчал – и отросток тоже отступил. «И сюда я мчался сломя голову, дрался с Ночной Всадницей, едва остался жив!.. – ошарашено думал воин. – Но, быть может, это просто привратник, который встречает так всех нежданных гостей? Но какая силища!»
Гудмунд не мог смотреть по сторонам, перед его глазами мелькал лишь один мох; однако шли они недолго. Гудмунд услыхал легкий скрип открываемых ворот, его внесли во внутрь, поставили на ноги, и тут путы исчезли.
Воин быстро огляделся. Он стоял в углу довольно просторного двора, окруженного с трех сторон одноэтажными бревенчатыми строениями вполне обычного вида, с окнами и дверьми. За его спиной между двух таких домов были
ворота, на противоположной же стороне, вдоль пологого ската горы, вытянулось длинное трехэтажное здание. Его фасад был словно выпилен из цельного куска исполинского дерева – искусство мастеров сохранило бесчисленные годовые кольца.
Больше ничего странного или запоминающегося Гудмунд вокруг себя не увидел. Дома как дома, совсем простые – глаз не мог зацепиться ни за резной наличник, ни за расписную ставню...
Рядом с Гудмундом стояло четверо. Притащивший его сюда юноша со столь необычным посохом; молодой мужчина с легкой бородкой, в таком же, как у юноши, плотном темно-синем плаще и с таким же посохом в руках; на
шее у него висел кусочек темно-коричневого отполированного дерева. Третьим был грузный, с большим животом, уже пожилой человек с двойным подбородком и красноватым носом; он тоже носил на груди кусок древесины, но уже много светлее. Четвертым же стоял очень прямой и очень сухой старик с орлиным носом. Лицо его казалось коричневым; в руках старика воин Хагена увидел не посох, как у остальных, а лишь тонкую веточку. И кусочек дерева у него на шее был совершенно бел.
– Послушайте, – начал Гудмунд. – Я издалека. Мне очень нужно поговорить с настоятелем!.. У меня срочные известия! И почему надо было тащить меня сюда таким способом?!
– Во владениях Дальних Сил ваши смешные правила не действуют, человече, – безразлично сказал молодой мужчина. – А все, что ты мог сказать, мы и так знаем.
– Умирающий эльф просил меня обязательно добраться до долины Бруневагар, где стоит монастырь, – отчеканил Гудмунд, глядя в упор на старика, судя по всему, бывшего здесь главным. – Отыскать настоятеля этого монастыря и предупредить его, что одна очень ловкая Ночная Всадница встала на чей-то след, с помощью Извергающей Огонь Чаши истребила целую засевшую у нее на пути засаду и теперь направляется прямиком сюда! Вот что должен был передать я, и, клянусь вековечной тьмой, я не заслужил подобного приема!
На него вновь посмотрели, как на докучливого ребенка, а затем вдруг заговорил толстяк:
– А кому ты служишь?
Природная осторожность заставила Гудмунда солгать:
– Я наемник, солдат удачи.