Зажав в губах сигарету, Наката смотрел на стремительно убегавшие волны. На этот раз он что-то долго не требовал спичек.
– Да, работа… – медленно пробормотал Юкинага. – Мне вчера Онодэра приснился. У меня все время такое ощущение, что он жив… А ты как считаешь?
Ответа не было. Потом Наката невнятно, сдавленным голосом пробормотал:
– Что-то… ужасно я устал…
Отведя взгляд от горизонта, Юкинага обернулся. Огромное тело товарища, переломившись, бессильно висело на перилах, так и не закуренная сигарета, выпав изо рта, застряла в бороде.
– Послушай, Наката…
Когда испуганный Юкинага коснулся плеча товарища, тело сползло с перил и с шумом рухнуло на палубу.
Наката храпел, раскинув руки. Его широко открытый рот до самого горла освещало солнце,
Онодэре показалось, что он крикнул: «Жара! Здесь слишком жарко… Включите кондиционер… Нет, лучше сначала холодного пива…»
Он приоткрыл глаза и увидел круглое маленькое лицо девочки. Ее большие глаза озабоченно смотрели на него.
– Болит? – спросила девочка.
– Нет, просто жарко, – Онодэра едва разомкнул губы – мешали бинты, покрывавшие все лицо. – Уже скоро ведь субтропики начнутся…
– Да, ну да… – сказала девочка, и ее глаза вдруг стали печальными.
– Связались с Накатой и Юкинагой?
– Пока нет…
– Нет еще… Ничего, наверное, скоро свяжемся… – сказал Онодэра. – Ведь все равно встретимся, как только прибудем на Таити… А знаешь, как хорошо на Таити!.. Правда, там еще жарче…
Лицо девочки исчезло из поля зрения Онодэры. Опять задремав, он вдруг почувствовал на лбу что-то холодное.
– Ох, как хорошо стало… – пробормотал он. – Стало прохладно…
Онодэра снова увидел ее лицо. Большие глаза были полны слез.
Неожиданно прояснилась память. Вулканы… извержения… вертолеты… Рэйко… (Рэйко?)… Снег… землетрясение… рассыпающиеся горы… раскаленный пепел, вулканические бомбы… а сверху течет лава, багровая тяжелая лава…
Да, ведь… – спохватился Онодэра и спросил:
– Япония уже затонула?
– Право, не знаю, но…
– Все равно… затонет… – пробормотал Онодэра. – Нет, уже затонула, наверное…
Он закрыл глаза, что-то горькое подступило к горлу, веки стали влажными от слез.
– Спи… – сказала девочка, вытирая слезы прохладным и нежным пальцем. – Тебе надо много спать…
– Да, буду спать… – кротко, как ребенок, сказал Онодэра. – Но мне жарко… Все тело жжет. А ты кто?
– Забыл, да? – она грустно улыбнулась. – Я же твоя жена…
Жена? – подумал Онодэра, вновь ощущая нестерпимый жар. Странно… Какая-то тут ошибка. Моя жена… ведь погибла… под вулканическим пеплом… Жена, ладно уж…
– Не можешь заснуть?
– Расскажи мне что-нибудь, – просительно произнес Онодэра. – Да, расскажи… лучше сказку, чем песню… я всегда… давно еще засыпал под сказку…
– Рассказать… – она озабоченно склонила голову. – Что же рассказать?
– Все равно… можно и печальное что-нибудь…
– Даже не знаю… – сказала девочка, ложась с ним рядом, но стараясь не касаться его целиком забинтованного тела. – Вот моя бабушка… Она была родом с острова Хатидзе, с островов Идзу… Она вышла замуж и приехала в Токио… Но моя родина с материнской стороны на острове Хатидзе… Бабушка была большой мастерицей – ткачихой, знаешь хатидзесские ткани? Так вот, она убежала из дому с молодым человеком… Но бабушка всю жизнь тосковала по Хатидзе, и, когда она умерла, ее прах погребли на Хатидзе. А я, когда была маленькой, несколько раз ездила на Хатидзе, на ее могилу… Не интересно?
– Нет, нет, продолжай… – сказал Онодэра.
– На острове Хатидзе есть одна легенда – «Сказ про Танабу», страшная, грустная и печальная история… В стародавние времена случилось на Хатидзе землетрясение, а потом цунами. Все жители погибли… Спаслась только одна женщина, Танаба. Она ухватилась за весло, и ее прибило волной к берегу, прямо к пещере. Это было очень давно, видно, в те времена суда еще не ходили на Хатидзе… И пришлось Танабе жить совсем одной в пещере на вымершем острове… Но эта женщина, Танаба, тогда была беременной… Она все больше полнела и вскоре в муках родила младенца. А младенец был мальчик… Танаба сама привела себя в порядок после родов, дала младенцу грудь и начала его растить… Я думаю, ей стало гораздо тяжелее жить, когда у нее появился ребенок… Но все равно Танаба его вырастила… Мальчик вырос и превратился в прекрасного юношу. Однажды вечером Танаба позвала сына и рассказала ему, как погибли все островитяне и как она осталась совсем одна с ребенком во чреве. Потом она сказала: «Нам с тобой придется сделать так, чтобы на этом острове вновь были люди. Ты подаришь мне ребенка, и я тебе рожу сестру, потом ты на ней женишься и народишь детей…» И она родила девочку… А сын ее женился на сестре, и их потомки размножились… Говорят, они и есть нынешние островитяне…
Пылая в жару, Онодэра раскручивал клубок воспоминаний. Танаба… остров Хатидзе… острова Бонин… холодное, мрачное морское дно…
– Какая-то жуткая, страшная история, правда? Когда я ее в первый раз услышала, маленькой еще, мне стало нехорошо… И очень грустно. Могила Танабы и сейчас… нет, совсем еще недавно ее могила была на Хатидзе у обочины дороги… Это груда крупной гальки с побережья острова, вся заросшая мхом… Кажется, никакой надписи нет… Маленькая такая могилка… и солнце играет на гальке… И ничего страшного нет, и посидеть у этой могилы даже приятно… Но там, в глубине… грустное, грустное… и страшное…
Девочка вздохнула, склонила голову.
– Знаешь, я ведь в детстве еще слышала эту легенду и давно ее не вспоминала. А теперь, после этого, вдруг вспомнила. С тех пор только и думаю про Танабу… Поразительная женщина… А история – грустная, страшная и даже противная… Но сейчас Танаба словно дает мне новые силы. Ведь во мне тоже течет кровь островитян, пусть даже все погибнут, и я останусь одна, я все равно буду жить. Рожу ребенка, безразлично от кого, и выращу его. А если этот ребенок будет мальчиком, а муж мой куда-нибудь исчезнет, рожу от мальчика ребенка…
Онодэра тихо дышал во сне. Девочка осторожно, чтобы не разбудить его, спустилась на пол с качающегося спального места. Онодэра вдруг открыл глаза.
– Качка какая…
– Да?.. – испуганно оглянулась девочка. – Болит?
– Ага… мы сейчас пересекаем Куросио южнее мыса Носима. Вот и качка… – невнятно сказал Онодэра. – Да, до Гавайев еще долго… Гавайи, потом Таити…
– Да, – сказала девочка дрогнувшим от слез голосом. – Ты уже потерпи и постарайся уснуть…
На некоторое время Онодэра затих, но потом вдруг страшно ясно и напряженно произнес:
– Япония уже затонула?
– Не знаю…
– Посмотри в иллюминатор. Еще должно быть видно.
Девочка как-то неохотно подошла к окну.
– Видно Японию?
– Нет…
– Неужели уже затонула… Даже дыма не видно?
– Ничего не видно…
Вскоре Онодэра мучительно задышал во сне.
Девушка – Масуко – забинтованной культей правой кисти вытерла слезы.
Поезд стремительно несся на запад по холодным, скованным ранним морозом просторам Сибири. За окном была глухая, беззвездная ночь.
Е. Парнов.
Гибель дракона
Оттого, что грозен был Восточный ветер,
Волны, набегавшие на берег в Наго
В тысячи рядов, бегут еще сильнее…
В токийском районе Асакуса есть храм милосердной богини Каннон, построенный из стволов криптомерий. Перед входом стоит бронзовая курильница, окутанная благовонным дымом можжевельника, отгоняющего всякую скверну. Рядом – выложенный замшелыми валунами колодец. Прежде чем ступить на храмовые ступени, богомольцы нагоняют на себя дым, дышащий беспокойной горечью, и, зачерпнув серебряным черпаком из колодца, очищают свое дыхание колодезной водой, от которой стынут зубы и тревожно заходится сердце.
Под темные своды святилища, где перед изображениями богов жгучими огоньками тлели курильные палочки, я вошел вместе с Сакё Комацу, самым популярным фантастом Японии. Было это в год Пса и Металла, что соответствует 1970 году принятого у нас григорианского календаря. По красной печати, которой пожилой буддийский монах деловито отметил наши буклеты с описанием храмовых святынь, я легко могу установить месяц и число. Для меня тот незабываемый день в известной мере стал знаменательным, потому что именно тогда я впервые увидел непередаваемое чудо – каменный сад. Случилось это уже под вечер, когда в закатной позолоте четко вырисовываются контуры загнутых черепичных крыш, но уже кромешны и неразличимы тени, и летучие мыши, вылетев на ночную охоту, чертят в воздухе стремительные фигуры. Проделав на «тоёте» модели «кроун» с телевизором и кондиционером бог знает сколько километров по скоростным токийским эстакадам, мы с Комацу оказались вдруг перед высокой стеной из грубого камня, за которой четко вырисовывались в холодеющем золоте почти черные сосны и криптомерии.