Гайдай. Стрыжень.
Оксана. Пойди отдохни, а потом к адмиралу на боевую рубку — скоро Новороссийск. Здесь за ним необходимо внимательно следить. Ступай, Гайдай, ты устал, горишь весь. (Пауза.) Может, заболел?.. Чего молчишь? Ну, веселее, Гайдай!.. Скоро берег, горы, леса, полетим на конях… В первую разведку, так? Ступай… Ступай в каземат. (Застегивая ему бушлат.) Иди отдохни!
Гайдай. Берег. На конях. Отдохнуть… Ни слова из центра. Москва молчит… Прибудем в Новороссийск, необходимо созвать митинг кораблей. Нас спросят — что дальше? Мы ведь комитет. Что ответим? Этой ночью в кубриках никто не спал. Провокацию за провокацией пускают самостийники… Ночью я расстрелял трех провокаторов в трюме, но что с того? Это были руки гада, а голову найти не могу.
Оксана. Сам расстрелял?.. Почему же ты мне не сказал?
Гайдай. Не хотел отрывать тебя от аппарата. Радисту я не верю. Только тебе да Стрыжню верю и больше никому. Одни — трусы и шкурники, пусти их на берег, и как мыши разбегутся по домам, на печь, к бабе. А другие — просто контра… Всех поставил бы рядышком — и шпарить, шпарить из пулемета до тех пор, пока чистым не станет борт.
Оксана. А потом остаться одному на мертвом корабле и самого себя подвесить за горло на грот-мачте вместо вымпела. Так… Помни, Гайдай: тот перестает быть большевиком, кто начинает бояться массы, кто не верит ей.
Гайдай. Ты думаешь, я растерялся? Пока рука моя в силах держать маузер, я верю в нашу победу. Уже сегодня офицеры не вышли на флаг. А что будет завтра, если центр не ответит? Если немецкое войско обложит Новороссийск, а с моря подойдут подводные лодки, гидропланы?.. Я не знаю, притащат ли ко мне матросы желто-блакитных провокаторов… Я не знаю, поверит ли масса в нашу победу…
За сценой слышен голос боцмана Бухты: «Палубу скатить, протереть песком, обратно скатить!..» Входит старый со шваброй, крепко трет палубу и сам себе тихо подает команду.
Бухта. Обратно скатить и пролопатить! Помещение мыть мылом. Железо, медяшки — драить.
Гайдай. Боцман Бухта!
Бухта. Есть, комитетчик.
Гайдай. Что это за аврал?
Бухта. Если никто не хочет, я один аврал делаю. Стар только стал, а то один почистил бы палубу флагмана… назло всем вам.
Оксана (рассмеялась). Дайте, боцман, я помогу вам, а вы отдохните. (Взяла у него швабру.)
Бухта. Так. Так. Обратно протереть и пролопатить. Хорошо чистишь. (Гайдаю.) Сознательная женщина.
Гайдай. Ты, старик, к нам в комитет вступай… Ты же «Потемкина» видел.
Бухта. «Потемкина», конечно, видел. А когда проходил он мимо эскадры, приказ был отдан… стрелять. Я тогда не выстрелил. Там корешок мой — Вакулинчук — за правду погиб. Его тело положили в одесском порту, лежал он целую ночь при полном стечении народа. Остальных героев кровавые вампиры расстреляли…
Гайдай. Почему же вы не помогли героям, почему не присоединились к ним?..
Бухта. У нас сердце кровью обливалось, но тогда, конечно, в тысяча девятьсот пятом году, понимаешь, мы тогда не взошли в силу возможности.
Гайдай. Ну а мы, старик, теперь взошли в силу возможности. Вступай в комитет.
Бухта. Не могу. Вот когда комитет отдаст приказ всем палубу драить, в карцер сажать тех, кто курит где вздумает, — тогда я вступлю.
Оксана. Отдадим, отдадим, боцман, и такой приказ. Сначала людей подраим, а потом и за палубу возьмемся.
Бухта (берет швабру). Оно конечно, политика теперь сложная, я подожду. Я старый. (Начинает натирать палубу и вновь подает себе команду.) Палубу скатить, протереть песком, обратно скатить, протереть и пролопатить.
Слышны гитара и мандолина. Голос: «Правый борт». Другой голос: «Есть правый борт». Гитара звучней.
Оксана. Кто это?
Бухта (посмотрел). Черти из ада повылазили.
Гайдай (улыбнулся). Кочегары. Знаменитая на всю эскадру пара: Фрегат и Паллада.
Гитара звучит громче. Слышен голос юнги: «Левый борт!»
Сюда давай!
Доносится ответ: «Есть!» Музыка громче. Входят высокий кочегар и .
Фрегат играет на мандолине, а рядом с ним маленький кочегар — на гитаре.