Корн. Прошу извинить за опоздание, господин адмирал, меня задержал комитет на миноносце.
Адмирал. Что на эсминцах, лейтенант?
Корн. Готовятся в море. Ждут вашего приказа, господин адмирал.
Адмирал. Я уже давно отдал приказ (пауза) закрыть бухту сетевыми бонами.
Корн. Значит, в море мы не выйдем! Что случилось, адмирал?
Адмирал. Вы опоздали, лейтенант. Слушайте радиограмму[1] от моего и вашего имени. Я сейчас передам ее в Киев. (Читает.) «Киев. Центральной раде. Братья Киевской Центральной рады! Двадцатого апреля тысяча девятьсот восемнадцатого года Севастопольская крепость и флот, находящийся в Севастополе, подняли украинский желто-блакитный флаг и ждут вашего приказа. Привет. Контр-адмирал Гранатов». Я надеюсь, что с текстом радиограммы согласны все.
Корн. Так в море не выйдем?
Адмирал. Как видите, лейтенант.
Корн. Я вижу… измену, адмирал.
Большая пауза.
Адмирал. Лейтенант! Вы забыли, что стоите не у себя на миноносце перед бандитами в морской форме, а передо мной — контр-адмиралом Черноморской эскадры. Вы забыли, что вы — парвеню среди офицеров российского флота. Для вас большая честь находиться здесь и принимать участие в этом историческом совещании. Вы разучились держать себя с достоинством морского офицера. Смирно!
Все подтягиваются.
Корн. Адмирал! Я не забыл, что я парвеню среди вас. Я никогда не забуду, что волею войны и вашей волей инженер Корн четыре года носит кортик, четыре года получает от вас приказы и чины. К сожалению, не время, адмирал, да и возможности не имею поблагодарить вас… Снаряды уже рвутся в городе. Вы закрыли бонами проход, бухта клокочет, стонет от раненых фронтовиков, а вы заперли всех на замок, чтобы враг мог их спокойно расстрелять. Разве это не измена, адмирал? Это хуже измены. Мы должны немедленно выйти в море.
Адмирал. А мне кажется, лейтенант, что вам необходимо сдать кортик и оставить нас.
Пауза.
Корн (долго смотрит на офицеров, на адмирала, потом медленно отстегивает кортик, протягивает его). Возьмите, господин адмирал.
Мичман (выхватил револьвер, подскочил и закричал). Провокатор, ты хочешь предать нас!
Все бросились, окружив Корна.
Голоса офицеров. Провокатор!
— Расстрелять!
— Расстрелять!
Мичман. К стенке!.. К стенке!..
Адмирал. Смирно! Ни слова. Что это — самосуд? Что за крики «к стенке»? Передо мной офицеры или большевистский комитет? Позор! Мичман Кнорис!
Мичман. Есть, господин адмирал.
Адмирал. Георгинов.
Георгинов. Есть, адмирал.
Адмирал. Проводите его во двор, в конюшню, и там спокойно, без шума (пауза) сделайте что нужно.
Георгинов. Есть, господин адмирал.
Пауза.
Корн. Значит, конец, адмирал?
Адмирал. Вы сами этого просите, лейтенант. Ступайте!
Корн повернулся, и, когда дошел до двери, оттуда ворвался крик, выстрелы. Все замерли.
Что там?
Вбежал .
Комендант. Господин адмирал, пришли моряки, разогнали охрану, ищут вас, уже идут сюда.
Шум сильнее.
Адмирал. Не пускать.
Но в эту минуту с грохотом влетел вооруженный . Офицеры подались назад. Большая пауза. Мичман хочет незаметно выбежать в другую дверь. Гайдай заметил.
Гайдай. Не торопитесь, мичман. Дом окружен со всех сторон.
Мичман (растерянно). Вы ошибаетесь, я не трус. Я… я…
Адмирал. Что вам угодно?
Гайдай (вытянулся, отдает честь). Эскадра ждет приказа адмирала открыть бухту и выйти в море. Мы пришли проводить вас и штаб на флагман.
Адмирал. Эскадра в море не выйдет.
Гайдай. Почему?
Адмирал. У меня нет приказа центра. А вам известно, что, согласно Брестскому договору, мы не имеем права выходить в море. Выйти в море — значит нарушить Брестский договор и поставить под удар немецкого войска Российскую республику. Москва на это разрешения не даст. Без приказа центра я выйти в море не могу. На корабли я не пущу ни одного немецкого солдата, но буду ждать приказа Москвы. За флот я отвечаю перед революцией.