Сальме, приехав на лето из Тарту к родителям, попробовала хуторской самогонки. Конечно, запах не самый приятный, зато крепость такая, что мгновенно шибает в голову и утром она не болит, если с бражкой не мешать. Груздевский продукт напомнил ей ту давнюю поездку. После второго тоста сладостная истома разлилась по всему телу, однако сознание оставалось ясным, мысли текли спокойно, ровно. «Зачем эта встреча? Что она дает Россу? Груздеву? Они — команда или каждый сам по себе? Что обо мне знает хозяин Росса? И что и как докладывал ему Иван?»
В перерыве между тройной рыбной похлебкой и зажаренным целиком поросенком, фаршированным гречневой кашей, Павел пригласил Ивана на перекур.
— Я более менее в курсе хода операции «Джони Уокер», — начал он, когда они отошли от дома довольно далеко. — Ты понимаешь, что не я сам жаждал познакомиться с Читой, хотя с точки зрения работы это не бесполезно. Смотри, Ваньк, она штучка серьезная. Гораздо серьезнее, чем тебе кажется. И опаснее.
Он как-то отчужденно взглянул на Росса, отчужденно и даже зло — так показалось Ивану.
— И ты и я знаем на собственной шкуре, что наша работа — не хлопоты домохозяйки на кухне. Хотя и там время от времени плита взрывается. По лезвию ходим или по минному полю, как сказал бы мой батя. А эта операция…, - он сделал глубокую затяжку, долго-долго выпускал дым через нос, — в ней столько заинтересованных сторон, замешаны такие интересы…
Он бросил недокуренную сигарету, тщательно втоптал её в землю.
— У меня даже возникает желание вынуть тебя из нее.
— Это невозможно, — спокойно возразил Росс. — Да и с какой стати?
— Я и сам знаю, что невозможно. Мы труса с тобою никогда не праздновали, но сейчас мне страшно.
«Странно, — подумал Росс. — Он будто извиняется за что-то. За что? Никогда его таким не видел».
— А, впрочем, трус в карты не играет, — улыбнулся он и Россу не понравилась эта улыбка — вымученная, фальшивая. — Бог не выдаст, свинья не съест.
«Что-то его мучает, — решил Росс. — Но говорить не хочет или не может. И не скажет. Что ж, плакать не будем. Вольному воля, спасенному рай».
— Вечер перезрел, — сказала мать, обращаясь к гостям, когда закончили трапезничать. — Вы, поди, намаялись за день. Я вам наверху постелила, там у нас две горенки. Вам (обращаясь к Сальме) в той, что слева от лесенки. Там перина пуховая.
— Эх, жаль Вера Ивановна в Москве, — вздохнул, зевая, Павел. — Пацаны, школа. А то бы пульку расписали, хоть бы сочинскую.
Росс вспомнил, как лет десять назад они с Павлом бывало просиживали ночь за преферансом. Славное было время, время самых смелых надежд, азартной, самозабвенной погони за знаниями, открытий и зубрежки. Да, да, изнурительной зубрежки до одури, иначе как можно было изучить за три года в дополнение к английскому ещё два иностранных языка. Иван и Павел были лучшими слушателями Военно-дипломатической академии, «отчаянными друзьями-соперниками», как назвал их однажды заместитель начальника по учебной части генерал Вагранян. Ибо ни один не хотел уступать другому ни в учебе, ни в спорте. И когда получили свои первые назначения — Павел в Дели, Иван — в Вашингтон, ревниво следили за успехами и неудачами друг друга. Правда, была между ними и существенная разница, которая не могла ускользнуть от наметанного взгляда съевших собаку на своем ремесле воспитателей: Иван при утверждении своего «я» думал прежде всего о деле; Павел же, казалось, был весь соткан из безоглядного, оголтелого самолюбия. Потому и погоны у него были уже генеральские, а у Ивана все ещё с двумя просветами. Лишь самые близкие знали, сколько разных чинов с красными лампасами перебывало с «племянницами» на этой славной дачке в Груздево.
Зато и чином и должностью не был обижен Павел. Жена Вера всячески избегала подобных компаний: «Чтобы я улыбалась и обслуживала этих старых кобелей и их грязных потаскух?! Ни в жизнь!» А мать и отец души не чаяли в Павлуше: «Он академик, ему и карты в руки. А нам только в радость гостей сыночка приветить. Мужики-то все гладкие, справные, девки-то в шляпках, грудастенькие, глазастенькие. Рази жалко баньку протопить да стол спроворить!» Вот и теперь они не спрашивали сына, кто приехал да зачем. Пашенькиным друзьям завсегда рады. Тем более, про Ивана он им рассказывал разное и не раз.
Росс и Сальме расположились в той спальне, где постель была без пуховой перины. Спать не хотелось. Сидели впотьмах в самодельных креслах-качалках, говорили вполголоса.
— Скажи честно, Груздев на меня, как в зверинце на мартышку хотел посмотреть? — Сальме смотрела на его профиль, который чернел на фоне белесого окошка. Не зная деталей, она тем не менее была в курсе того, что Груздев какой-то ниточкой привязан к операции. Не со стороны государства или ИНТЕРПОЛ'а. Со стороны Дракона.