«Квалифицированную вздрючку получил «Синоптик», — без злорадства заключил Росс. — Даже жаль сердешного.»
Эх, Иван, знал бы за что, — не жалел. Шифрованной телеграммой Даггерти сообщалось, что арестован бывший подчиненный Кохена. Имея доступ к особо конфиденциальной информации о военно-морском флоте США, он регулярно на протяжении последних четырнадцати лет снабжал ею русских. Ущерб национальной безопасности колоссален. Вдобавок досталось и от посла:
— Русские в самом Лэнгли агентов вербуют, а вы с ними на доллары налогоплательщиков пиво распиваете. Были бы вы в штате моего посольства, я скорехонько отправил бы вас в отставку. С минимальной пенсией. Из Стокгольма извольте первым же авиарейсом отправиться в Вашингтон.
На автомобильную палубу «Эстонии» Кохен, Коллинс и Росс въехали ровно в девятнадцать ноль-ноль. Договорились встретиться после ужина в Адмиральском пабе и разошлись по каютам. Проходя мимо информационного бюро, Иван обратил внимание на свежую надпись на доске метеорологических данных: «Скорость ветра — 8-10 метров в секунду. Высота волн — 3,5–4,5 метра.»
— Для такой громадины, как распрекрасная «Эстония», это семечки, или как выражается англоговорящая часть человечества — peanuts, прокомментировал он эти показатели и танцующей походкой вошел в свой люкс. В центре гостиной на круглом пуфе сидела Сальме. Она слабо улыбнулась Россу, едва ответила, когда он, склонившись, поцеловал её в губы.
— Что с тобой, Сонечка? Или ты не рада мне? — он стал перед ней на колени, положил ладони на плечи. Она нежно коснулась рукой его лица, ей нравилось, когда он называл её этим именем.
— Рада ли я тебе? — вздохнула она. — Я только о тебе и думаю.
— Тогда что же?
— Устала я, Ванечка. Потому, верно и томят душу дурные предчувствия. Вот до того, как тебе появиться, я вдруг подумала, что ты и вовсе не придешь.
— Глупышка! Мы по-моему раз и навсегда договорились, что между нами теперь правда, только правда и ничего, кроме правды. А значит…
— Я знаю, знаю, — зашептала она, обнимая его за шею и целуя щеки, губы, глаза. — Знаю! Только поделать с собой ничего не могу. Когда я одна, мне кажется, что и ты сам, и все… — она не отважилась произнести слово «любовь» — и все, что случилось между нами, все это привиделось мне во сне. Глаза открыла — и нет тебя. И никогда не будет.
Он взял её на руки, а она продолжала смеяться, и плакать, и шептать еле слышно: «Ты прости меня, дуру сумасшедшую! Я так боюсь, я не могу потерять тебя. Потерять те-бя!»
Когда они одевались к ужину, Росс спросил:
— Хочешь, загадаю загадку, и легкую и сложную одновременно?
— Милый, до загадок ли мне сейчас. Впрочем, если ты хочешь…
— Не в моем хотении дело. Ты должна это знать. Итак, кто довез меня до порта и сейчас располагается в своих каютах?
— Туше.
— Кохен. И Коллинс, твой бомбейский партнер по танцам.
Сальме оторвалась от зеркала, удивление на её лице сменилось тревогой?
— Что им надо, Росс, как ты полагаешь?
— Кохена я знаю давно. Это классный разведчик. Коварный, базжалостный. Несколько дней назад он был в Москве. Зачем? Не знаю. Сейчас он в связке в Коллинсом. Значит, наркотики. Идут по маршруту — значит, операция «Джони Уокер». Неясно главное — их цель.
— Их цель? — она нахмурилась и на мгновение Росс увидел легендарную гонконгскую Читу. — Сдать товар и людей шведам. Глупцы! Как все янки самонадеянны, предельно влюблены в себя. В Швеции нет такой силы, которая остановила бы «Джони Уокер». Их же доллар ломает любой закон.
«Есть такая сила, — подумал Росс. — Есть. Надо рассказать ей о моем факсе омбудсмену. Ладно, сделаю это позднее, когда вернемся. Не стоит отравлять ей вечер».
— Моцарт не объявлялся?
— Нет, — буркнула она сумрачно. — Машины на автопалубе я видела. А его нет даже в списке пассажиров.
— Трейлеры тоже там, «мерседесы»?
— Там. Новехонькие. Сверкающие.
В списке пассажиров Моцарта и не могло быть. В соответствии с легендой он превратился в Карла Кулласеппа, скромного строительного подрядчика из Ванкувера.