Все три телеграммы были получены на пункте связи «Эстонии» незадолго до полуночи. Перечитав каждую из них по несколько раз, старший телеграфист Як позвонил на капитанский мостик и попросил разрешения туда подняться. Капитан отдыхал и он обратился к вахтенному помощнику:
— Вот, пришли телеграммы, — Як протянул фирменные бланки с наклеенными на них лентами текста.
— Все мне? — осклабился офицер.
— Нет, две пассажирам, одна — члену команды.
— Терпеть не могу читать чужую корреспонденцию. Вы знаете, как это называется?
Як молчал, глядя мимо помощника.
— Перлюстрация.
— Понимаю.
— Тогда в чем дело, damn it, sailor?[14]
— На всех пометка «срочно», sir. А срочного в них, вроде бы, ничего нет.
Як, служивший в советское время в батальоне связи при штабе армии в Ворошилове-Уссурийском, явно гордился своей способностью применять метод дедукции.
— Вам не связистом бы быть, а в сыске трудиться. С вашими навыками и наклонностями там вам самое место.
— Мое дело доложить, — обиделся Як.
— Немедленно вручите телеграммы адресатам, — приказал помощник. И добавил едва слышно: «Шляются тут всякие шалопаи, работать мешают. R(pane kuulujutu levitaja!»[15]
Прежде всего Як отправился к Янару Леппу — из чувства корпоративной солидарности. Тот лежал в кубрике. Лицо серое, глаза красные, слезятся, охает и постанывает в такт качке. «Как баба перед родами», — поморщился Як.
— Тебе весточка с материка, — объявил он, передавая телеграмму новичку, который — по его собственному признанию — вышел в первый в своей жизни рейс в Балтийском море, в этой северной луже.
— Господи, когда же эта пытка кончится? — новичок взял бланк и силился прочитать текст, держа его вверх ногами.
— Кончится?! — присвистнул Як. — Все только начинается. Скоро подойдем к стыку Финского залива и Балтики. Это наш Бермудский треугольник. Волны, что твой четырехэтажный дом — десять и больше метров.
— Не могу прочитать, — заныл новичок. — Буквы плывут. Давай ты, вслух.
— На твое счастье, я учил английский в армии, — с гордостью сообщил Як. И выразительно продекламировал текст.
— Можешь ещё разок, — он медленно сел, потом подошел к умывальнику, подставил под холодную струю голову. И на глазах у Яка (все остальные, кто был в кубрике, спали сном праведника) преобразился — протрезвел, щеки порозовели, взгляд стал осмысленным.
— Одно наложилось на другое, пьянка на качку или наоборот. Дай-ка сюда это послание, а ты пока хлебни чего душа примет — горького или сладкого, и он подвинул к Яку несколько початых бутылок. Телеграфист выбрал клюквенную «Смирновку», выпил залпом полстакана, крякнул, отер губы тыльной стороной ладони, сказал:
— Ты вроде по имени и фамилии эстонец — Янар Лепп. А языка не знаешь. Вон тебе даже Антс из Мыйзакюла по-английски телеграмму строчит.
— Что? — оторвался новичок от бланка. — Ааа… Я родился в Буэнос Айресе.
— Да, и внешность у тебя того… тамошняя. Ты извини за любопытство, о каком экзамене идет речь?
— Экзамен? На компьютерщика-оператора. В Стокгольме.
— Что ж, успеха тебе, Янар Лепп. Я хлобыстну за это ещё чуток. Aite!
И он исчез за дверью. Прочитав телеграмму ещё раз, Хосе Бланко посмотрел на спящих, подмигнул, тихо произнес со зловещей улыбкой: «По-лундра!» Снова прилег, обдумывая предстоящие действия, пощупал широкий водонепроницаемый ремень, в котором находились три пачки стодолларовых купюр и кредитные карточки. «Наконец-то наш «голубой» гринго решился на истинно мужской поступок. Это будет чувствительный удар по ненавистному Дракону. А дальше… дальше я и до Рауля доберусь. Пусть сам погибну, но его глотку перерву!»
Адмирала в его люксе не оказалось. Як объявил из радиорубки: «Господин Луиджи Торини! Вам срочная телеграмма. Пожалуйста, сообщите, где вы находитесь!» И почти тут же раздался телефонный звонок: «Я в комнате отдыха на восьмой палубе». Когда телеграфист туда добрался (качка заметно усилилась), Луиджи Торини разливал по стаканам «Johny Walker» (black label). На диванах и у стола, на котором стоял ящик виски и тарелки с закусками, расположились десять женщин и пять мужчин, продавцы магазинов, закрывшихся из-за качки.