— Хорошо! Я на все согласна. Вы, господин Брег, раздевайтесь пока и чувствуйте себя как дома…
Времени у нас достаточно… — И прапорщик Брег послушался, молча снял с себя верхнюю одежду и присел на ближайший стул как бы от усталости; а старики Цепы тем временем приступили на скорую руку укладываться для переезда на станцию.
Какая-то внутренняя сила, и грозная, и милая, установилась в комнате, где сидел господин прапорщик Брег. Людмила Рихардовна была в восторге и, своим веселым присутствием духа заставила подчиниться, и всем она торопила стариков к отъезду, помогала им укладывать чемоданы и связывать постели. Через 10–15 минут все было готово.
— Видите ли, Людмила Рихардовна… — с замешательством проговорил Брег, но неожиданно замолчал против своей воли.
И как только он заговорил, жалкое выражение скользнуло по лицу Людмилы Рихардовны. Она быстро взглянула на него, и вдруг ей стало невыносимо больно. Но это чувство мгновенно сменилось острой необходимостью доказать ему, как много он сам потерял и как она все-таки счастлива, несмотря на горе и унижение, которые он причинял ей раньше, будучи женихом.
— Что вы хотели мне сказать? — спросила Людмила Рихардовна, проходя мимо с тючками вещей, выносимых на двор для укладки на телегу.
— Пусть уезжают старики, тогда… — особенно нежно ответил Брег и моментально схватил ее за руку выше локтя.
Но Людмила Рихардовна поспешно прошла с вещами дальше, а он, почувствовав себя обиженным, остался сидеть у стола и замолчал; острый язычок мгновенно облизал его пересохшие губы, глаза сузились, а все тело прапорщика под просторным статским светлым костюмом отекло в бессильном физическом восторге. Наконец все было готово: старики Цепы уехали, а Людмила Рихардовна вернулась в квартиру и молча подошла к окну в столовой.
— Представьте же, — ласково заговорила она, бросив при этом взгляд на Брега и высоко держа светловолосую головку, она продолжала, — наконец-то родители уехали… На дворе сразу как-то стало темно… Всюду тишина, но со стороны Икскюля все же слышна сильная артиллерийская стрельба…
Брег поднялся со стула и также подошел к окну, но, плохо собой владея, дрожащим голосом проговорил:
— И такая красавица, как вы, когда-то была моей милой и любимой невестой…
— Возьмите же себя в руки и не дрожите, как щенок около матки; а еще офицер-герой-трус-измен-ник!.. Если вы потеряли меня полтора года тому назад, благодаря своим же увлеченьям, так зачем же судьба вас занесла ко мне сегодня, как к даме?.. — твердо ответила Людмила Рихардовна и улыбнулась, а затем, немного подумав, продолжала говорить в другом направлении, почти серьезным, повелительным тоном: — Завтра нам нужно рано вставать, сложить вещи, убрать квартиру и передать ее с имуществом старику-дворнику Оскару, а самим ехать на станцию… Сборный поезд отходит ведь в 9 часов утра… Вам работы много! Ведь вы теперь здесь единственный мужчина!… А пока что, немного закусим, что есть из холодного, и спать! Ваша комната та же, где спали и днем, по указанию мамы… — и она быстро отошла от окна и начала накрывать стол к ужину.
Странная и сложная путаница чувств и мыслей была у прапорщика Брега. Еще полтора года тому назад эта гордая 25-летняя аристократка-красавица, с высшим образованием женщина, была его невестой, называла его на «ты» и ласкательным именем, а теперь смеется и даже дерзости говорит ему. Он не мог понять глубокую перемену характера ее, а главное, боялся, чтобы она не догадалась и о его действительном побеге с фронта. Полковника Казбегорова он лично не знал, но слыхал о нем как об ученом докторе психологии и как о большом и богатом аристократе, и очень красивом и молодом Генерального штаба полковнике.
— Пожалуйста, присаживайтесь к столу, господин Брег! — Закончив работу около стола, Людмила Рихардовна ласково пригласила его к столу. — Вы что-нибудь пьете? — продолжала заботливо говорить она. — У меня есть остатки коньяку. Давид Ильич без этого средства положительно не может жить; держит его всегда как средство от простуды…
— В этом себе я не изменил, — угрюмо ответил Брег, — пью, как пил всегда, и только партийность замучила меня, много надо говорить и приходится воздерживаться от пьянства-
Но присел он к столу против хозяйки, молча выпил рюмку коньяка и начал с аппетитом закусывать, незаметно, украдкой, исподлобья поглядывая на хозяйку.