Вокруг вагонов шумит, кричит море голов человеческих, все хотят выехать из Риги прочь. Грубых и дерзких слов вопроса прапорщика Брега никто из присутствующих в вагоне не слыхал. Только супруга полковника Ступы и видела его большие черные глаза, налитые кровью, да красные пятна, выступившие у него на скулах. Скоро поезд тронулся; а доносившийся человеческий храп из темного угла под крышей вагона свидетельствовал, что господин прапорщик Брег заснул.
Людмила Рихардовна достала свою дорожную корзиночку с продовольствием и пригласила к себе на завтрак полковника Ступу и его супругу, а солдатам дала по большому бутерброду из белого хлеба, сыра и масла.
Но вот и станция Эрики. Полковник Ступа любезно распрощался с дамами и, оставив поезд, уехал на лошадях навстречу своему полку. Прапорщик Брег, никому ни слова не говоря, незаметно вылез из вагона на станции Псков и уехал дальше на Петроград, в отдельном купе вагона I класса, для доклада Центральному нелегальному совету депутатов о «блестящем» положении на фронте, конечно, с их точки зрения.
Мадам Полина Ступа, целуя и рыдая, обняла Людмилу Рихардовну, распрощалась, на станции Дно пересела в другой поезд и через Витебск ухала к себе на Украину, в свой родной хутор Ступа. И только мадам Людмила Казбегорова-Цепа, одна в обществе солдат-провожатых, с поездом доехала до Старой Руссы и остановилась в памятной ей гостинице «Россия», заняв ту же комнату, в которой она провожала свое первое, лучшее и счастливое время жизни, будучи в гостях у полковника Казбегорова осенью 1916 года.
В чужом городе, без знакомых и родных, она теперь жила только со своими мыслями о муже да изредка навещала больных и бедных беженцев из Риги. За год времени город Старая Русса страшно опустился: стал грязный, всюду комитет на комитете, беженская беднота откуда-то появилась массой; и как видно, все это разлагалось страшно: левело, краснело, незаметно превращаясь в неисправимого захватчика-злодея. Она решила как можно реже выходить и выжидать удобного момента, чтобы снестись с мужем по телеграфу.
IV
Начало осени 1917 года было такое же дождливое и грязное, как и конец лета при отступлении из Риги. Беспристрастному наблюдателю казалось, как будто бы и впрямь все кругом тоскует, плачет о невознаградимой потере лучшей части фронта, города Риги и его окрестностей, с красотами природы Лифляндской Швейцарии Зегевольд и Огры. 19–21 августа 1917 года надолго останутся в памяти у очевидцев и участников грозного по своим последствиям движения масс на восток, в центр Российской империи, где пружина уплотнения все еще мягко и безболезненно сжималась.
«Ведь все отдано без боя, без драки! Сделали это всевластные комитеты и такие трусы-изменники, как Брег!.. — думала Людмила Рихардовна. — Писем от мужа нет! Неужели они дерутся на Венденских позициях?.. Как говорил о том и полковник Ступа — отступать дальше не думают ни шагу…» — И она долго засиживалась в своей комнате гостиницы «Россия», наблюдая в окно за жизнью провинциального городка в дождливую погоду.
Прошло уже около двух недель, как она приехала в Старую Руссу; и о своем месте нахождения несколько раз писала мужу в действующую армию. И теперь отсутствие ответа стало страшно волновать ее, а в голову полезли тревожные мысли:
«А вдруг он убит во время боев под Ригой, и не дай Боже, или быть может, надумал выкинуть какую-нибудь штуку, вроде бросить, оставить меня на произвол судьбы, как делают теперь и многие другие в стране великой…» — как-то неожиданно пришла мысль на ум, и Людмила Рихардовна, схватив себя за голову, стала быстро ходить по комнате.
Призрак неведомого, но ужасного скандала туманно рисовался перед ней, сердце трусливо сжималось, и ей казалось, что вот уже каждый человек знает про это и в душе смеется над нею. Она не находила выхода. Но в то же время в дверь комнаты ее постучали. Она быстро остановилась и, опустив руки, подавленным тоном произнесла:
— Кто там?.. Войдите!..
Вошел прапорщик Брег, одетый в военную форму, при снаряжении и вооружении, как и полагается пехотному офицеру, а за ним молодая дама или девица, среднего роста, с миловидным личиком, в кожаной тужурке, и еще один мужчина, в полицейской форме. Все одеты по-дорожному, с маленькими чемоданчиками в руках.
— Старые друзья не забываются! — протянул прапорщик Брег, широко улыбаясь и здороваясь за руку с Людмилой Рихардовной «по-товарищески»; при этом представил и своих спутников: — Мой друг Соня Капу, а вместе с тем и товарищ по Совету депутатов в Петрограде; а это мой друг по несчастью когда-то на первом курсе Московского университета, а теперь, как видите, полицмейстер города Старая Русса и также товарищи по Совету депутатов в Петрограде — товарищ Дожа.