— Такие Генерального штаба бывшие штаб-офицеры нам теперь нужны. Я отмечаю это в книге!
Но мнение комиссии, большинства — шесть против двух — осталось в силе, и решение было утверждено.
— Филипп! Можете поздравить и меня! Освободили, — выйдя в коридор, тихо проговорил полковник. — Теперь идемте в гостиницу, а завтра утром получаем документы, кормовые деньги и предложения и домой, домой!..
Денщик Филипп чистосердечно поблагодарил своего полковника, как мог выразить благодарность строго воспитанный солдат и честный гражданин, немного смутился и тихо проговорил особо:
— Всю жизнь буду молиться Богу за вас, ваше высокоблагородие!
— Ну, хорошо, хорошо! — поторопился полковник остановить его восторг.
На следующий день, еще с утра урегулировав все свои вопросы с документами и деньгами, полковник Казбегоров отпустил Филиппа в гостиницу укладываться к отъезду, а сам тем временем посетил коменданта и главного врача Капуху; а по дороге, идя в гостиницу, зашел в почтово-телеграфную контору и последний раз исполнил свой долг службы перед 2-м Сибирским армейским корпусом, сдав на почту донесения и телеграмму комкору о результатах инспекции и об увольнении от службы его и денщика Филиппа Кабуры комиссией врачей при полевом госпитале.
Закончив свои дела, полковник Казбегоров как-то облегченно вздохнул, но с этого-то времени неумолимая судьба и начинает преследовать Давида Ильича, всюду устраивая ему «красные ловушки». Выйдя из помещения почтовой конторы на улицу, тут же у дверей его задерживают уже какие-то три красногвардейца, очевидно, вновь формировавшейся в то время «красной гвардии» — «чеки». Все трое — в ботинках, в черных длинных брюках, в серых солдатских очень поношенных шинелях, на груди у каждого приколоты большие красные банты, а на головах — черные «кэпки», без поясов, но через плечо у каждого — пулеметная лента с патронами, а в руках — винтовки японского образца с примкнутыми штыками. Лица у всех упитанные, подозрительные.
— Ты будешь товарищ Казбера? — спросил один из них, по-видимому, старший, плохо выговаривая фамилию полковника Казбегорова или его денщика Кабуры.
— Да, я, гражданин! — непонятно ответил полковник.
— А ты будешь генерал-штаба, как тут у меня написано в бумаге? — недоумевая и проверяя свой ордер, продолжал допытываться старший чекист.
— Я ничего не знаю! — ответил полковник и почти сердито добавил:
— Что вам нужно от меня?..
— Что ты врешь, сукин сын! — неожиданно заорал чекист. — Руки вверх! Идем в комиссию, и там узнаешь, кто ты такой и что нужно от тебя!
— Ведь вы же согласно декларации «Совета С.С.С.Р-овских комиссаров» не имеете права лишать свободы невиновных граждан…
— Не рассуждать! Свинячье рыло! — ни с того ни с сего начал орать старший чекист, и его быстро окружили прочие чекисты.
В этот-то момент Давид Ильич и почувствовал на спине холодное острие японского штыка и вздрогнул, но старший чекист в то же время грубо схватил это за рукав и сильно дернул вперед:
— И-д-и-ж-е! — проорал он. Угрожая колоть и стрелять, они увели полковника в Чрезвычайную комиссию при местном комитете, собрав на месте ареста толпу местных зевак и почти весь состав чиновников почтово-телеграфной конторы.
Он молча подчинился, обвиняя сам себя за то, что не взял из чемодана револьвера, в противном случае живым бы в руки не отдался.
«И как широко поставлены у них шпионаж и слежка», — в заключение подумал он.
Занятия в «чеке» были уже прекращены, как объявил ему старший чекист, остановив его во дворе около дома «чеки»; а для выяснения, мол, дела нужно ожидать завтрашнего дня…
«Вероятно, расстреляют!» — с ужасом подумал Давид Ильич.
Но к его удивлению, чекист приступил к обыску его карманов брюк, тужурки и полушубка: забрал некоторые мелкие предметы и кошелек с деньгами и ушел в дом, приказав младшим чекистам посадить его в подвал дома, а одному из них, по фамилии Немсвешо, как старший чекист назвал его, остаться у дверей как часовому.
Вход в подвал был со двора, в двух шагах от полковника Казбегорова, и он невольно бросил взгляд на место своего заточения: помещение было большое, без окон и, главное, сырое и совершенно пустое. Стоя уже у входа на верхней его ступеньке, он мысленно перекрестился, а затем вежливо обратился к часовому с просьбой: дать ему в подвал ну хотя бы немного соломы. Тот ничего не ответил и как-то быстро, взмахнув винтовкой, беспричинно, без всякого повода к тому, сильно ударил полковника прикладом в спину. Полковник потерял равновесие. Несчастный кубарем полетел в подвал на землю.