Неудовлетворенный ответом и плохо чувствовавший себя комендант подполковник Шрам вышел молча и направился в комнату начальника штаба.
Около 7 часов утра получено первое официальное сообщение о возобновлении германцами с 5 часов утра усиленных атак против Икскюльских предмостных укреплений. Короткое, лаконичное сообщение гласило приблизительно следующее: «Идет сильная артиллерийская подготовка; противник засыпает главным образом большими снарядами.
Наша артиллерия, четырех бригад, также успешно отвечает. Пехотные дивизии настроены хорошо. Комитеты их в передовых линиях. Женские ударные группы на правом фланге; результат работы последних неопределенный, надежды нет…»
— Послать туда же из корпусного резерва 17-й уланский полк в помощь по охране фланга со стороны Риги, — проговорил начальник штаба; выслушав же оперативную сводку и сообщение, он сам лично позвонил по телефону командиру полка и в штаб 12-й армии, а полковник Казбегоров тем временем исправил дислокацию фронта.
— Через 30 минут будут на месте, — вновь проговорил нашкор[19] и вышел.
На самом же фронте положение было таково: Икскюльский участок и предмостные укрепления в то время занимали войсковые части 186-й пехотной и других дивизий 43-го армейского корпуса; а против Риги, в направлении Олай-Кекау — войсковые части 1-й Латышской стрелковой бригады и некоторые полки 5-й Сибирской стрелковой дивизии 2-го Сибирского армейского корпуса; далее вправо, до Рижского залива — войсковые части 6-го Сибирского армейского корпуса. И вот, бдительная разведка их, в особенности на участке против Риги, установила еще с 17 августа, что германские прифронтовые резервы усиленно перебрасываются вдоль фронта, влево, т. е. в Икскюльском направлении. Дальше перегруппировка войсковых частей германцев была установлена и летчиками-наблюдателями 18 августа утром; а произведенные, по приказу, небольшие рекогносцировочно-разведывательного характера бои одним-другим полком 1-й Латышской стрелковой бригады полковника Гоппера[20] того же дня окончательно подтвердили ослабление участков этого фронта, а следовательно, перегруппировка германских войск к Икскюлю [21] была очевидна и ожидать особо активного удара на всех длинных этих участках — остров Доле у реки Двины — Шлок у Рижского залива — не было основания. Готовившийся удар в тыл 2-му Сибирскому армейскому корпусу и вообще кулак для прорыва фронта 12-й армии у Икскюля — были выяснены своевременно, почему комкор 2-й Сибирской генерал Новицкий[22] и комдарм 12-й генерал Парский[23] оба были за немедленный переход в наступление еще с вечера 18 августа в Олайском и Вауском направлениях, поддержав свое наступление сильным артиллерийским огнем во фланг противнику русскими военными судами находившимися в Рижском заливе, против Шлока, т. к. у противника на этом фронте оставались лишь незначительный дозорные части, с двумя-тремя батареями артиллерии, очевидно, только лишь для демонстраций; но комитеты армии и фронта и главкосев генерал Клембовский[24] были против такого тактического шага, приказано «свыше»: пока защищаться до выяснения сил и направления удара противника.
Уверенные в мощи и силе своих армий, горожане и местные жители в прифронтовой полосе были вполне спокойны. Никто и думать не хотел о возможной сдаче противнику Риги при таком колоссальном числе войск, прекрасном техническом их снабжении и вооружении. Сама же семья генерала штаба полковника Казбегорова также была глубоко убеждена в этом и свою обыденную жизнь в городе регулировала нормальными условиями зажиточной семьи. Так же и в этот памятный день мадам Казбегоров-Цепа поднялась с постели только около 9 часов утра. Завтрак быль уже готов, и у стола сидели и ожидали выхода ее и прихода зятя Давида Ильича — родной отец Людмилы Рихардовны и неродная мать — супруги Цепы. Всегда аккуратного, на этот раз Давида Ильича к 9 часам утра у стола не оказалось; и Людмила Рихардовна, конечно, в других случаях ему бы этого и не простила, но в этот день, вероятно, предчувствовала что-то недоброе, как-то машинально послала денщика Филиппа в штаб с запиской к мужу, а сама уселась около стола и приступили к завтраку.
На записку и доклад полковник ответил денщику просто, скороговоркой:
— Доложи, что я занят и сегодня дома завтракать не буду; сам же забери свои вещи из квартиры и мое пальто и будь готов к укладке и походу. Это «по секрету», никому и слова не говори, пока, до окончательного выяснения. Скажи и шоферу, чтобы и машина наша была готова к выезду на позиции, а вестовому с верховыми лошадьми быть при штабе в первой линии, ты можешь использовать лошадь с вьюком и также быть вместе с ним… Понял? — спросил он Филиппа, не отрываясь от работы.
20
Гоппер Карлис (1876–1941) — русский и латвийский военный. В 1916 году получил звание полковника, с февраля 1917 года назначен командующим 1-й Латвийской стрелковой бригады. Был приставлен к званию генерал-майора, но не получил его из-за Октябрьской революции. Участвовал в Ярославском восстании, в 1919–1920 годах командовал Имантским полком на Дальнем Востоке, затем служил в латвийской армии.
22
Новицкий Федор Федорович (1870–1944) — генерал-майор. В августе 1914 года командовал 1-й бригадой 8-й пехотной дивизии. Начальник штаба 1-го армейского корпуса (1914–1917).
23
Парский Дмитрий Павлович (1866–1921) — генерал-лейтенант, участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Во время Первой мировой командовал 46-й и 55-й пехотными дивизиями. С июля 1917 года — командующий 12-й армией, с сентября 1917 года — командующий 3-й армией. В составе РККА в сентябре-ноябре 1918 года командовал Северным фронтом.
24
Клембовский Владислав Наполеонович (1860–1921) — генерал от инфантерии. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. В 1914 году — командир 16-го армейского корпуса в составе Юго-Западного фронта. В 1915 году переведен на должность начальника штаба Юго-Западного фронта. В 1917 году переведен на Северный фронт, где руководил боями на Икскюльском плацдарме и под Ригой.