— Желудок, братище, заставил! Полная безработица, хаос, продуктов нет, вот и записался в партию «товарищей», и мне дали пока место заведующего канцелярией, — ответил Дон Опал, умолчав о причинах стрельбы. — Ну, а как твои дела, Авдуш?
— И не спрашивай, пресквернейшие! — с больной гримасой ответил Авдуш и, немного подумав, быстро заговорил: — Ты меня прости, я буду с тобою откровенен, как-то было между нами и в детские годы… О себе рассказывать пока нет времени…
— Говори, говори, Авдуш! Я к твоим услугам весь…
— Сегодня арестовали Давида Казбегорова, — начал Авдуш, — и конфисковали у него много собственно его ценного имущества, денег и драгоценностей. Скажи, пожалуйста, где он и могу надеяться хотя бы на личное его освобождение и за что его лишили свободы?
— Знаю, знаю Казбегорова. Он теперь у нас в подвалах, а его ценности, деньги и вещи также доставлены, и часть из них будет выдана в «награду» лицам, указавшим его, а часть — зачислена в революционный фонд…
Дальше он не мог говорить, так как юнкер Цепа сильно задрожал, побледнел и тихо протянул:
— Несчастная мачеха с Фруктом! Проклятие ее еще и до сих пор висит над нами, сиротами…
— Почему ты так сильно побледнел? — участливо спросил Дон Опал.
— Ничего, ничего! Говори дальше, — опомнился юнкер Цепа.
— А кем тебе доводится он, этот Казбегоров? Бывший ли начальник в училище или просто знакомый по хорошим коммерческим делам? Ведь он Генерального штаба полковник, да к тому же и богатый аристократ, кажется? А тут германцы начали наступать по всему фронту; не обращают даже внимания на начатые мирные переговоры в Брест-Литовске; заняли уже всю Украину до Ростова-на-Дону, Таганрог, Харьков, Полтаву, Чернигов, Минск, Полоцк и, кажется, сегодня Псков. Формирование Красной Армии только начинается, по почину «Исколострела», который хочет в ближайшем будущем переименовать для этого и все остатки восьми Латышских стрелковых полков прежней организации с «выборным командным составом» в красноармейские полки и свести их в отдельный корпус; а красногвардейцы бессильны остановить натиск германцев; они заняты внутренними делами, — пояснил вопрос обстановки канцелярский чекист Опал.
— Он наш зять! — тихо ответил юнкер Цепа.
— Как?! Твоей сестры, Мили, муж? — вскрикнул Опал, как бы волнуясь.
— Да.
— Так ты так и говори! — твердо протянул Опал. — Его нужно скорее спасти: перевести в тюрьму до выяснения дела; в противном случае могут и «ликвидировать» по ошибке сегодня же ночью. Грехов за ним у нас никаких не значится, а арестовали только по телеграмме из Пскова, за покушение убить какого-то комиссара «Скудного». А это обвинение растяжимое… Можно и вывернуться. Значит, нужен только хороший «куш»… Иди, и как можно скорее, к товарищу Брегу, ты его знаешь, а после посети и товарища Дожу. Как только получу от них распоряжение, хотя бы и по телефону, ту же минуту дам распоряжение по канцелярии о переводе его в тюрьму, где с ним можно и видеться в назначенные для того часы. Ну, иди и скорей! Только говори с ними твердо и настойчиво. После того заходи ко мне сюда…
Юнкер Цепа вышел не прощаясь и быстро направился в президиум комитета, а Дон Опал тем временем через задний ход бросился по темной лестнице в подвал предупредить инквизиторов-чекистов, стрелявших и допрашивавших в то время измученного полковника Казбегорова.
Прием у Брега был в разгаре, но очередь просителей была до того велика, что юнкер Цепа предпочел искать другой выход и обратился к секретарю с просьбой принять его вне очереди по делам службы.
— А вы знакомы с товарищем Брегом? — поинтересовался секретарь.
— Да.
— Ваша фамилия, — получив утвердительный ответ, секретарь что-то записал и ушел, но через минуту-другую вернулся и с улыбкой протянул, усаживаясь около стола: — Товарищ Цепа! Ваша первая очередь.
Брег принял юнкера Цепу как старый знакомый их дома; дружески пожав руку и усадив на стул около стола, он начал было расспрашивать про старые дела молодости и про Людмилу Рихардовну. Цепа отвечал неохотно и при первом удобном случае заговорил о своей просьбе.
— Ваша сестра гордячка и великая аристократка теперь, — в ответ сквозь зубы протянул Брег. — Я все же сделаю удовольствие для вас и для нее. Дело не так уж страшное, как казалось сначала: нужен только лишь хороший куш! Вот вам пропуск к губернскому комиссару: он кавказец-осетин и, быть может, тоже войдет в положение арестованного, — он приподнялся, подал руку и пропуск и с масляной улыбкой снова заговорил фамильярным тоном: — Людмиле Рихардовне передайте привет и наилучшие пожелания. На сей раз она еще не может рассчитывать. Нужно только лишь терпение.