— Да, — ответил Авдуш и начал рассказывать ей, тихо, на ухо, все то, что он видел и что сделано уже — с самого начала ареста на квартире до последнего момента, когда он видел его на улице идущим, с помощью двух служителей, в тюрьму под конвоем.
Рассказ занял довольно много времени, и Опал, не дождавшись его конца, присел к своему столу и принялся подписывать какие-то бумаги, принесенные ему с разных столов, но в первую очередь куда-то позвонил по телефону, кому-то что-то говорил:
— Уход самый лучший, дать ванну, хорошую кровать, белье…
Людмила Рихардовна как будто бы немного успокоилась, но когда Авдуш договорился до «выстрелов в подвале» и до «куша — рука руку моет», она шепотом остановила его, а сама, бледная как тень, перенося душевные потрясения, неожиданно упала на пол без чувств. Сам же Авдуш, бледный, беспомощный, опустился на ближайший стул. В канцелярии «чеки» поднялась суматоха: забегали служители и канцелярские писцы, две женщины занялись Людмилой Рихардовной, а молодые мужчины принесли воды; Опал достал откуда-то нашатырного спирта и начал натирать ей виски и давать его нюхать. Скоро Людмила Рихардовна очнулась и также присела на стул около брата. Ее настойчивая натура вновь заговорила о муже. Отдохнув немного и собравшись с силами, она пригласила к себе Опала и тихо, чуть дыша, обратилась к нему с вопросом:
— Господин Опал! Сколько будет стоить мне все это «удовольствие»?.. — и решительно взглянула на него. — Видите ли, вы мой друг детства, Авдуш тоже…
Замялся Опал, и после длинных и подробных вычислений, предательски выговорил общую сумму 40 тысяч рублей, или бумажными деньгами царского времени или по курсу — золотыми вещами и бриллиантами, а уплату произвести ему лично, в отдельной комнате канцелярии «чеки».
— Хорошо, я согласна! Завтра к 10 часам вы получите. Передайте об этом и своим же «ГеБеДе». Мое же условие: завтра я получаю от вас живым и невредимым своего мужа Давида Ильича Казбегорова. Согласны ли вы? — энергично утвердила сделку Людмила Рихардовна.
— Согласен! — протянул Опал.
И она, все еще не совсем хорошо чувствовавшая себя, дрожащей рукой незаметно достала из ручной сумочки две пятисотки и, также незаметно для других, передала их в руки Опалу. Он улыбнулся и поспешил заговорить другим тоном:
— Это будет аванс… Завтра утром у нас заседание президиума — и дело Казбегорова разберем в первую очередь и, конечно, в желательном для вас смысле…
— Пусть хоть Авдуш приедет к заседанию, если вы будете заняты, — и Опал низко поклонился, молча проводил их до дверей, услужливо открыл и еще раз поклонился.
Брат и сестра вышли на улицу молча, не прощаясь с услужливым чекистом, хотя он и принадлежал раньше к кругам интеллигентной и образованной молодежи.
Психология Дона Опала была для всех понятна; он сын 1-й гильдии купца города Варшавы, но остался круглым сиротой десяти лет от роду и был взят на воспитание дальней родственницей, полькой, проживавшей в городе Риге, которая и дала ему возможность окончить университет в Варшаве. Мировая война его не коснулась; будучи негодным к военной службе, он оставался гражданином свободной профессии, юристом, поддавшись и общему революционному движению, а при эвакуации западных губерний переселился на жительство в город Витебск. Российская революция увлекла Опала, как и многих других, так далеко влево, что сделала его расчетливым чекистом-коммерсантом.
Людмила Рихардовна приказала своему извозчику ехать к тюремной больнице, где у ворот ее надзирателю так же сунула в руку хорошие чаевые и свободно прошла с братом во двор больницы, получив даже и указание, какой дорожкой нужно идти в приемную. Дальнейшее движение их приостановил дежурный фельдшер у решетки, заявив в форме «вежливого чекиста»:
— Товарищ Опал меня предупредил о возможном появлении вас в больнице, почему дальше пропустить никак нельзя: больные могут донести, и я тогда пропал.
— А где же больной Казбегоров? — сквозь слезы ласково спросила Людмила Рихардовна. Но не успела она получить ответ, как Авдуш радостно, но тихо проговорил:
— Вон и Давид Ильич лежит на кровати, в том конце палаты, и читает какую-то газету! Да у него и нога почему-то забинтована.
— А что у него с ногой? — спросила и Людмила Рихардовна у фельдшера, внимательно рассматривая мужа на далеком расстоянии, через решетку и длинный ряд кроватей.