«Боже мой! — подумала Людмила Рихардовна. — И это пир и веселье в голодное время, когда люди умирают и от голода и от холода; «чекисты» арестовывают и расстреливают граждан только за то, что тот или другой гражданин имеет при себе дома, своего же урожая, муку или же где-либо купил ее за дорогую цену, лишь бы только спасти семью от голодной смерти, а они грабят имущую интеллигенцию и состоятельных крестьян-земледельцев, арестовывают и уничтожают их в подвалах «чеки», а сами по ночам кутят и веселятся, устраивая длинные оргии…
На кухню скоро пришла и сама хозяйка, «товарищ Маша»; изгибаясь и шурша своим шелковым платьем, она куда-то посылала свою кухарку-старушку; но как бы случайно заметив Людмилу Рихардовну, остановилась, свысока бросив презренный взгляд на вошедшую.
— Что вам нужно от меня, дорогая? — первая спросила Маша, с иронией подчеркивая слово «дорогая» и стоя перед Людмилой Рихардовной, широко расставив ноги и взяв руки на бедра, как бы для ухарской пляски.
Людмила Рихардовна рассказала ей подробно о случившемся и о разговоре с Опалом; между прочим, высказала и свое опасение на возможный неуспех освобождения мужа, и вдруг… Крупные слезы покатились у нее по щекам.
— Не плачьте, дорогая! Я могу поговорить с товарищем Дожей и даже упросить его освободить вашего мужа. Я помню, как вы его сильно любили и много даже страдали… — Сказав последнюю фразу, Маша ехидно улыбнулась.
Но в это же время Людмила Рихардовна сунула ей в руки пятисотрублевый билет и сквозь слезы шепнула:
— Это вам на «благотворительность»!
Та неопределенно поклонилась, как делала это и раньше, будучи у нее прислугой, в знак благодарности, а деньги спрятала себе под лифчик и задумалась, прислушиваясь к чему-то.
— Кажется, товарищ Дожа уже освободился. У нас теперь много гостей, и он очень занят. Обождите! Я переговорю с ним теперь же… — И она, шурша платьем, быстро ушла в комнаты, откуда все еще неслись говор и крик веселящейся публики. Но скоро заиграла музыка и послышались шум и стуки пляшущих, в которых утонуло все остальное, и только изредка визг женских голосов резко прорезывал общую «окрашенную» симфонию.
Через некоторое время Маша вновь появилась на кухне; улыбаясь и держа руки сзади, она тихо сообщила:
— Ну, дорогая, все будет зависать от доклада товарища Опалы и заключения товарища Брега, а Дожа утвердит без препятствий. Он знает Казбегорова по какому-то корпусу в старой армии на фронте и его виллу на Кавказе, от которой у Дожи остались хорошие воспоминания еще с октября 1915 года… Ну, идите теперь домой и спите спокойно, а мне нет времени! До свидания, дорогая! — и она, круто повернувшись, ушла обратно, в комнаты, к своим гостям.
Людмила Рихардовна вернулась домой только около 12 часов ночи. Усталая и разбитая, она и одним словом не обвинила «тех людей», которые пируют и веселятся в такое для нее и для многих других тяжелое время; а молча взяла Библию, присела к столу и случайно открыла ее:
«Разделили ризы Мои между собою, и об одежде Моей бросали жребий…» — прочла она и остановилась. В это время в передней послышался шорох, и скоро в комнату вошел брат ее Авдуш.
— Все в порядке, — устало протянул он, достал из кармана нужную сумму денег и передал сестре.
— Авдуш! Завтра рано утром идем в «чрезвычайку», чтобы до заседания еще переговорить с Опалом!.. — Тихо и с печальной ноткой в голосе, как бы в ответ, проговорила Людмила Рихардовна и рассказала брату о своем посещении Маши, на квартире Дожи.
— Хорошо, — монотонно ответил Авдуш; но быстро подойдя к сестре, он все же горячо поцеловал ее в головку и вновь тихо проговорил: — Мужайся, сестрица! Такое время, только наша сила воли и провидение могут спасти Давида Ильича и нас…
Людмила Рихардовна на этот раз не удержалась, нервно прослезилась и, быстро поднявшись на ноги, тяжело вздохнула и схватила брата за руки: — Помоги мне, Авдуш! Я бессильна… Спаси его и меня! — тихо вскрикнула она и вся задрожала.
Авдуш поспешил успокоить ее; приласкав сестру, он в конце концов решил немного поспать, где и как-нибудь, одетым, уменьшив лишь свет лампы. Было уже около двух часов ночи.
Чуть стало на дворе светать, Людмила Рихардовна и Авдуш уже сидели у себя в комнате за столом и завтракали, готовясь к выходу в город в «чеку», освобождать Давида Ильича, а до того пройтись пешком и освежиться.