Парнишке десять лет, а он про луну говорит, как я про соседнее Заречье: «По Заречью грузди растут хороши. Так надо бы съездить!»
Все были шутки. А тут вдруг ясно и точно поняла я: сбудется!
Так же твердо, как нынче на ракету, ступит внук мой Тимоша на лунную твердь, пройдет по лунной пыли меж лунными кратерами.
Дожить бы, дожить!
Читала я, что есть теперь врачи-мудрецы, ухитряются отпускать по два века на человека…
Прийти к ним да сказать: «Если внук прилунится на луну, почему бы и бабке не прожить на земле два века?» Убедить бы их: «Не все жизнью дорожат. Бывает, жизнь человеку надокучала, да к смерти не привык, — только потому и живет. И жить-то не живет — только проживает.
А ведь я каждого дня жду, как чуда, и каждому дню, как чуду, радуюсь! Зачем бы мне помирать?»
Подумала так, да и спохватилась.
Род уходит, род приходит, а земля пребывает вовеки, и вовеки пребывают на ней следы человеческие.
Какие следы на земле от моего веку? Где мое право перед людьми на две жизни, где мое право перед ними на два счастья? Где мое право перед людьми, если есть среди них такие, что хоть по капле, да прибавят покоя и счастья для всего человеческого племени?!
А я, нахальная старуха, вздумала на внуке спекулировать: у меня, мол, внук на луну улетает, так давайте мне через внука два века жизни.
Скажи, старая, спасибо, что на трибуне постояла, охватила своим взглядом людскую радость… И хоть на секунду, да повстречалась еще раз и с Граниным минувшим, неомраченным отрочеством, и с будущим мужеством внука моего Тимоши.
В единый миг в потоке увидела и страну и людей.
А страна это такая: один город испепелят — десять поднимутся.
А народ это такой: на руки-ноги его посягни — он крылья вырастит!
Я ЛЮБЛЮ НЕЙТРИНО!
Яблони больничного сада осыпали поэтическими лепестками и мои повязки, и ребят, но пятеро выглядели вполне нормально. Одна Нелька смотрела как приобщенная к святым таинствам. Она не могла поверить, что я, «выросшая под сенью циклотрона», свалилась от примитивного гриппа и обожглась вульгарным кипятком из чайника.
Чтобы не слишком разочаровывать девочку, я несла невесть какой бред высокого стиля:
— …Я люблю нейтрино… предсказанного с надеждой, рожденного с восторгом, окрещенного с нежностью… Я люблю нейтрино… всепроникающего малютку, способного, смеясь, пронзить галактику, даже если ее залить бетоном. Я люблю нейтрино!.. — Я показала Нельке ноготь, позабывший о маникюре. — Миллиарды атомов! И каждый — кладовая атомных энергий, запертая семью замками. Нейтрино — ключ ко всем замкам! Я люблю нейтрино!..
У Нельки отвисла челюсть. Я не выдержала и расхохоталась.
Но они все, чудаки, смотрели на меня с жалостью.
Саша сказал:
— Ты все такая же молодчага. Не поймешь, когда серьезно говоришь, когда издеваешься. — Таким тоном доктор-добрячок говорит с больным, который должен был умереть на рассвете, но чудом вытянул и теперь умрет только к вечеру.
Васек сказал совсем естественно:
— Один носишко от тебя остался, и тот желтый, как луковица. А в халат кутаешься с шиком… Элегантность при тебе, ничего не скажешь!..
— Вот кто сегодня элегантен! — Я указала на Линь-суня, одетого в новый костюм.
— Я сегодня шафер.
У всех в глазах запрыгали испуганные «зайчики» и заметались из зрачков в зрачки.
— Он хотел сказать — шофер, — нашелся Саша. — Он сегодня поведет мою машину.
Но Линь-сунь не знал моих предыстории, зато отлично знал русский язык и гордился этим.
— Нет, не «шо», а «ша»! — сказал он упрямо. — Я знаю, где «ша» и где «шо»! «Шо-фер» — это на машине. А «ша-фер» — это на свадьбе!
— Ты — «шо», «шо», «шо»! — Нелька дергала его за рукав.
— Нет, я «ша», а не «шо»…
«Ша-шо… Ша-шо…» Я вспомнила, как шелестели шины по гальке на взморье в тот вечер.
«Ша-шо»… Как далеко!.. Я люблю нейтрино…
Нелька с набрякшими глазами вдруг ткнулась мне в плечо.
Васек нахмурился:
— Маразмик… Маленький припадок маразмика… Лана, не реагируй.
Но я посмотрела на себя глазами этой десятиклассницы.
Двухгодичный эксперимент… по двадцать четыре часа в сутки… Неудача… Все — зайцу под хвост… Болезнь без лечения… Обморок в лаборатории. Ошпаренные руки… Желтенький носик… В завершенье — свадьба Бориса. И «мужественная улыбка на лице»…
Как не смотреть с жалостью и благоговением! Нет, я не могла разочаровать эту девочку, воспитанную на «Комсомольской правде» и на очерках Татьяны Тэсс!