Встречи с друзьями, песни как-то особенно сплетались с садом.
…Люди, как и эти дни, были спокойны, естественны и доброжелательны в нашем доме…
…Милое лето шло от цветов к цветам, под охраной родных сосен… рядом с бабушкой Василисой…
Если писатель хорошо знает то, о чем пишет, он может опустить многое из того, что знает, и, если он пишет правдиво, читатель почувствует упущенное так же сильно, как если бы писатель сказал об этом.
«Величавость движения айсберга в том, что он только на одну восьмую возвышается над поверхностью воды» (Хемингуэй).
…Средь дождей помеженило слепящее утро…
Флоксы — «мокрые курицы» — начали оживать, отряхиваться. Гладиолусы и георгины — истинные цветы осени — под дождями не дрогнули, не привяли, не пожухли. Алые гладиолусы пламенели и под дождем. Нежная махровость георгинов словно еще пышней и сочней в потоках, льющихся с неба.
Утро блеснуло ослепительно яркое и прохладное. К одиннадцати уже разгорелось по-летнему, а к часу снова обволокло небо.
…И к вечеру снова дождь, дождь…
Ездили за грибами. В лесу над крохотными маслятами замираем, как собака на стойке. И не чувствуем дождичка-просевня, неутомимого, спорого.
Прошло благословенное лето в кругу сосен, под их неусыпной охраной.
Пара противных гостей (остальные были чудесные), тревога с «Мосфильмом», борьба с Басовым — лишь наслоения, смываемые с памяти, как пыль.
Осталось главное.
Сосны, цветы, бабка Василиса. Покой и радость…
И странная вера в чудеса…
Надолго ли? Что принесет осень?
Круговой строй сосен.
…Дни грибов и сосновых опушек…
До вечера лило, а ночью поредели облака, и брызнул за ними свет луны.
Сосны потемнели и тихие стоят, неизменные, как верная стража.
И в кругу их, в их круговом строю, покойней и ясней мысли. Словно все мелкое за нерушимой стеной из рудовых могучих стволов.
Ночь влажная и теплая, космос добр. В нем не дыхание атомных бомб, а добрые улыбки Гагарина и Титова.
Немного слишком многолюдное, но все же тихое и доброе лето еще дышит близко-близко.
Мы с дождями все не перестаем оплакивать минувшее лето. Все вспоминаем, как раскрылось оно белым деревом и нарциссами прошло через вишни и тюльпаны, миновало сирень, горюя, рассталось с нею, расщедрилось пионами, грянуло желтыми лилиями, перешло к многоцветным розам и легким, как дуновение, космеям. И наконец, прощальной силой пронзило осеннюю оболочку мечами гладиолусов, дало черед цветам осени — флоксам, георгинам, астрам.
В тиши и покое лето шло под доброй охраной сосен, над цветами, с Максимом и с бабушкой Василисой.
Дожди, облака вперемежку с недолгим солнечным блеском.
Блеск крохотных маслят сквозь влажные травы и хвою.
Бархатистость боровиков на опушках.
Доброта сосен. Доброта песен. Доброта космоса, который улыбается по ночам губами Гагарина и Титова.
Радостная, сияющая доброта Максима, счастливого каждой моей улыбкой.
Несгибаемая доброта бабушки Василисы, что живет рядом с моим сердцем.
Лето было добрым ко мне, поэтому так жаль, что оно позади.
Какой ты будешь, осень?
За стеной рудовых сосен, в их кругу и под их охраной лето было добрым.
Иногда пробивалось извне зло, фальшь, борьба, горечь…
И уходило… Что скажет осень? Не иллюзия ли эта милая тишина?
…Тогда и бабка Василиса тоже иллюзия, потому что она рождена добротой, справедливостью, ясностью… Истинно ли все это?
Если да, то «иллюзия» станет реальнее самой действительности и бабка Василиса заживет среди людей жизнью, вложенной в нее добротой и миром этого лета.
Так искусство не только ищет и отражает истину, оно ее проверяет: есть это все (добро, справедливость, благородство) или нет его.