В саду все запорошило, все выбелило.
Все бело, свежо, принаряжено.
Неторопливо, негусто, красуясь на лету и давая собой полюбоваться, каждая сама по себе, спускаются белые мухи. Первая пороша! Первозимье! Нарядный денек!
Белая падь в воздухе.
Лежачок, первый спорый снежок на земле.
Еще не зима, первый зазимок.
Зима еще только выглянула, покрасовалась, поманила — глядите, какой я бываю красавицей!.. И что-то поет в самом сердце: «Ах, с вечера пороша выпадала хороша».
Рассталась с бабушкой Василисой — «пустила в люди…». И гаснут покой и радость… Отчего это — пойдет по редакции, — и конец радости?
Дивные слова Ленина:
«Обычное представление схватывает различие и противоречие, но не переход от одного к другому, а это самое важное.
…Мыслящий разум (ум) заостривает притупившееся различие различного, простое разнообразие представлений, до существенного различия, до противоположности. Лишь поднятые на вершину противоречия, разнообразия становятся подвижными и живыми по отношению одного к другому, — приобретают ту негативность, которая является внутренней пульсацией самодвижения и жизненности»[19].
Вот и взаправдашняя зима.
Снегопад. День, как гнездышко, весь пуховый, мягкий, свежий.
Серо-белое низкое небо, пушистый непримятый снег на земле, крупные снежные хлопья в воздухе.
Тихо.
Мягко.
Пышно.
Бело.
На ветвях — везде белая оторочка. Ветви елей в пушистых и слипшихся шапках.
Ветви молоденьких сосенок так забило, что из снежных валиков смешно торчат только кончики зеленых иголок.
Липкий снег даже вдоль стволов сосен с юго-восточной стороны.
Весь мир опушен белым. Так свежо и чисто, что после прогулки во рту вкус ключевой воды…
Тот же свежий и пасмурный радостный день.
Та же опока, оторочка всюду на ветвях, на стволах, на заборах.
Необмятое первозимье: еще не принастило пышный снег. Те дни, когда от пороши до наста вольготно зайцам.
И все тот же вкус ключевой воды на губах, во рту, кажется, в самой крови.
…Хорошо.
Снегу много, но нет той пышности — повлажнел, потяжелел. Опокой сваливается с ветвей большими влажными комьями, лишь кое-где остается, как клочья ваты. Тепло — 0 — 1°, а на стволах по всей длине от корня до верхушки узкие белые полосы с юго-западной стороны. Липкий снег плотно набился в надкорья и держится.
В этот день подружились зима и осень — взялись за руки. Тихо шагают рядком.
Совсем осенняя мелкая редкая мжичка в воздухе, осенняя влага, а на земле нетающий снег…
То вдруг засеверит, и посыплются крупные липкие густые хлопья, и весь мир виден сквозь густую белую сетку.
Тонкая, тонкая грань меж зимой и осенью.
В полдень особенно густо повалили крупные хлопья, особенно загустела белая сетка. Но снега на деревьях, заборах не прибавилось — он был снегом в воздухе и таял у земли. На перилах балкона, на подоконниках, на иглах сосен свисали крупные капли, крупно капало с крыш, разбрызгиваясь, как в ливень, и вскоре полуснегопад-полудождь превратился в обыкновенный дождик, и уже не белая, а серая сетка занавесила лес.
1963
Январь — проси льда. Переход зимы.
Году начало — зиме середина. Волки садятся.
Полузимница. Полухлебница. Пополам, да не поровну.
Метель на полузимницу корни подметает.
Вкус ключевой воды. Поющие снега.
Купол черепа голый[20], высокий и совершенный, как архитектурное сооружение, геометрически выверенное, с двумя-тремя пушистыми дрожащими волосками.
Столь же точно прочерченный овальный рисунок век — овальность верхнего века точно отражена в овальности нижнего.
Математически выверенный брак.
— Нет, из вас не выйдет семейства Кюри!..
Розоватая прозрачность, перламутр, а потом остренький носик на желтоватом лице, и ничто, ничто не расскажет о былом очаровании. Никаких следов былой красоты.
Двадцать семь лет. Остренький носик. Полюбит и с остреньким!
На подножке поезда… Свадьбы не будет. Что узнала? Кусок пирога? Время в фотонном полете?.. Поющий снег… Вкус ключевой воды…