Подозрение было таким чудовищным, что Валька совсем растерялась от неожиданности и жалко забормотала:
— Я… у меня… У меня рука и грудь ранены одной пулей. Я держала руку на груди, и пуля прошла насквозь, у самого сердца.
— Знаем мы — «у самого сердца»! Ну, так знай, Валентина. Ты меня все равно не засудишь. Я ото всех откуплюсь. У меня денег хватит. У меня все есть, и все у меня будет. А ты заморышем была, заморышем и останешься. На машине мимо тебя ездить буду да глядеть буду, как ты по грязи без калош шлепаешь. Еще ты обо мне вспомнишь да пожалеешь, что от меня отметнулась.
Послышались чьи-то шаги. Вера схватила со стола свои серьги, кольца и скользнула в дверь.
Валька пошла к полковнику.
Полковник только что вернулся из города с длинного и бурного совещания, на котором его ругали за то, что в госпитале плохо идет ремонт и восстановление разрушенных зданий. При приезде он узнал, что на скотном дворе неожиданно заболела и пала лучшая кобыла, и расстроенный конюх жаловался на ветеринара и просился на фронт.
Потом пришел Митя, рассказал про кражу в кухне, сказал, что работать в кухне ему противно, и тоже просился на фронт.
Вслед за Митей явилась Валька. Она рассказала подробности о краже. Закончила рассказ так:
— Поскольку я к работе диетсестры не приспособлена, прошу отправить меня на фронт.
— На фронт! На фронт! — загрохотал выведенный из себя полковник. — На фронт хотите. Д-дезертировать! Все, как один, сговорились! Чтобы я этих разговоров дезертирских больше не слышал!
— Как это «дезертировать»? Я прошусь с тыловой кухни на фронт. Разве можно дезертировать на фронт?
— Вот именно! Вы думаете, я не понимаю? Я, милая моя, три войны воевал. На фронт! Г-герои какие! Нет, вы здесь поработайте. Здесь! Где камня на камне не осталось, где ордена на вас не сыпятся и трубы вам не трубят! На фронт… Чтобы я этих разговоров больше не слыхал. Марш домой!
Но Валька домой не пошла, а уселась на стуле у дверей. Она считала, что на нее накричали несправедливо, и чувствовала себя обиженной. Не желала уходить до тех пор, пока эта обида и несправедливость не будут как-нибудь заглажены.
Она сидела на стуле и мрачно смотрела на мраморную голову Венеры, стоявшую на столе. Голова была прекрасная, спокойная, мертвая. Она отражалась в зеркальной крышке пресс-папье. Вокруг нее на зеленом сукне стола лежал светлый круг от абажура. Полковник, огромный и сердитый, в своих брезентовых, защитного цвета сапогах, быстро и неслышно ходил по кабинету из угла в угол. На тумбочке под салфеткой стоял ужин и пахло сосисками.
Валька почувствовала приступ голода. За день она съела только кусок картофельной запеканки да кукурузную лепешку, которую купила в городе на базаре.
Полковник остановился, посмотрел на ее горестную тонкую фигурку, заметил взгляд, устремленный на сосиски, и лицо его подобрело.
— Ты ела что-нибудь сегодня?.. Эх ты… диетсестра…
— Я ела, — гордо ответила Валька, помолчала и вздохнула. — Товарищ полковник, я ее била по лицу, материла и тыкала носом в манку.
— Ты?! Ее била и отматерила?!
— Угу. Меня теперь будут судить, да?
Полковник остановился перед Валькой.
— Никто тебя не будет судить.
— Нет, пускай меня судят, — мечтательно сказала Валька. — Сильно судить меня не будут, а маленько посудят и в наказанье отправят на фронт… И уеду я отсюда на фронт… — Она покосилась на полковника. Потом она сердито и мстительно добавила: — Я на фронт уеду, а вы здесь будете оставаться. Вот.
Полковник положил большую тяжелую руку на голову Вальки, ресницы его дрожали и взгляд был странный. Валька не поняла этого взгляда.
— Никто тебя не будет судить, Валя. Иди… Отдыхай…
На пороге она встретила молодого капитана, о котором она знала, что он «от газеты».
Капитан вошел в кабинет и спросил:
— Что это за сердитая девочка?
— Это?.. Наша диетсестра. — Полковник усмехнулся. — Вы все говорите о людях социалистической формации. Так вот… Не угодно ли? — И он широким жестом указал на дверь, за которой скрылась Валька.
— А что эта девочка сделала?
— Она? А ничего… Ввела в меню восемь разных блюд из картофеля вместо трех, которые изготовлялись раньше… Завела десять кур, чтобы у тяжелых больных всегда были свежие яйца… Отматерила и побила проворовавшуюся повариху.