Весь день готовились к празднику, который должен был начаться с пяти часов.
Ваня и Альвик под руководством дяди Миши клеили грандиозного змея.
Потом дядя Миша паял котлы для кухни, а над ним изнывали лагерные «радисты» — у них что-то не ладилось, и они тянули его к себе.
Альвик смотрела на его круглое, как у Вани, лицо, на желтые от табака усы, слушала его веселое «ну, ну, ну, ну» и думала, что из-за него и Ваня стал казаться еще лучше и симпатичнее, чем прежде.
Когда Альвик задумывалась, Ваня солидно говорил ей:
— Ты не переживай. У меня батя в прошлом году три недели не был — я и то ничего! Не мог человек приехать. Работа же!
К четырем часам Альвик опять побежала на станцию. Снова подошел поезд.
На этот раз почти никто не сошел на станции, только из самого заднего вагона вышла женщина в белой блузке.
Вышла и остановилась. У Альвик сжалось сердце. Она побежала… Нет… Чужая… И снова она побрела обратно, и прозрачные стрекозиные крылья печально вздрагивали в корзинке с земляникой… Альвик хотелось плакать.
— Альвик! Где же ты была? Пора одеваться! — встретили Альвик в лагере.
В палатке было сумбурно.
Зияли раскрытые чемоданы, начищенные мелом тапочки сохли у порога, на кроватях лежали разглаженные ленты и новые шелковые голубые майки.
— Не приехали? — спросила Катя. — Ты не беспокойся — не приехали, значит, заняты. Я тебе тапочки уже набелила. Где твоя лента? Всем белые ленты на головы. Утюг! Утюг! Девочки, у кого утюг?
Когда Альвик оделась, в палатку пришла Настя.
— Альвик, скоро тебе, наверное, можно будет одевать бюстгальтер.
Альвик посмотрела на себя. Шелковая майка облегала тело.
«Растут зачем-то!» — огорченно подумала Альвик. Она боялась, что на ней вырастут такие же безобразные жировые наросты, как у Насти. Ей хотелось быть ровной, как мальчик. Она сняла майку и крепко затянула вокруг груди марлевую косынку. Поверх косынки она снова надела майку. Было трудно дышать, но зато она стала красивая — ровная, как доска.
— Глупая! Как же ты побежишь? Дай я завяжу свободнее. — Катя перевязала косынку.
Наконец начался праздник.
На холме амфитеатром расположились зрители. На высокой трибуне сидели «судьи» — Митя, Женя-физкультурник и бритый человек из города. Рядом с ними в эмалированном ведре стоял огромный букет из георгин, флоксов и гладиолусов.
— Смотри какой букет! — шепнула Катя. — Это лучшему физкультурнику. Наверное, достанется Васе или Люсе.
Ничто не занимало Альвик — мамы не было, и это сознание заслоняло все остальное. Тревога то наступала, то немного отпускала, но ни на миг не исчезала совсем.
После парада физкультурников начались состязания. Сперва шли упражнения на снарядах, потом прыжки и наконец бег.
Девочки бежали последними.
Слева от Альвик должна была бежать Люся, прозванная в лагере Задавалкой.
Люся была хорошенькая, беленькая, кудрявая. Когда она вышла на стадион, красивая женщина в большой белой шляпе махнула ей веером.
«Мама, — с болью подумала Альвик. — Какая нарядная и румяная у нее мама».
Ей захотелось бросить все и убежать. Она вышла на стадион нехотя, но когда увидела впереди беговую дорожку, когда попробовала ногой грунт, когда нагнулась — к ней пришло уже знакомое ей чувство особой сосредоточенности.
…У нее была своя манера стартовать, от которой ее никак не мог отучить физкультурник Женя.
Пригнувшись, касаясь руками земли, она слегка раскачивалась на носках, чтобы почувствовать пружинящую силу ног — «чтобы ноги стали мячиковыми», — как она говорила.
Когда рывком опустился сигнальный флажок, она бросилась вперед.
Люся сразу пошла рядом с ней.
Некоторое время они бежали вровень. Альвик видела, как высоко выбрасывались розовые колени Люси.
«Как она вскидывает колени. Нехорошо, — подумала Альвик и тут же заметила, что и сама она слишком высоко выбрасывает колени. — Не надо так!»
Она бежала очень старательно, бежала изо всех сил, и все-таки что-то не ладилось.
Ноги словно увязали в чем-то, колени закидывались к животу, косынка врезалась в грудь.
«Что же это? Сильней! Надо сильней!»
Но Люся опережала. Альвик уже не видела Люсиных розовых колен, перед ней плыли Люсины кудри. Сзади слышалось тяжелое дыхание — кто-то нагонял. Альвик старалась изо всех сил.
«Прийти хотя бы второй! Но дорожка еще такая длинная! Не удержаться. Кто нагоняет? Если Катя, то не так обидно. Оборачиваться нельзя. Сильнее! Почему ничего не получается? Люся уже далеко. Счастливая Люся — и кудри, и бег, и мама. Мама!»