Голубовцы были вытеснены из Новочеркасска. Их, так сказать нейтрализовали, формально они ещё считались красными. Сам Голубов ушёл в Сальские степи. «Ищет союз с атаманом Поповым» – гадали казаки.
Не без этого. Он понял, что красным атаманом ему не стать. В последней телеграмме реввоенсовету товарищ Ленин рекомендовал в Области Войска Донского устраивать Советы, а не традиционный казачий Круг. Впрочем, о Круге, товарищ Ленин возможно и не подозревал.
Нет, Попова он не искал. Он и так знал, где тот находиться. Ещё из Новочеркасска он послал с казаком письмо как бы к своему брату Алексею, который был с Поповым, приглашая наказного атамана в город. На письмо Пётр Харитонович не ответил, но казака отпустили невредимым. Это давало Голубову надежду привлечь войско Попова на свою сторону и завладеть-таки атаманской булавой. И вот три сотни глубовских казаков в Сальских степях. И там Николаю Матвеивичу пришла великолепная мысль: «А не привлечь ли для начала на свою сторону Митрофана Богаевского?»
Митрофан Петрович Богаевский любимец всего Тихого Дона, прекрасный оратор, Донской Златоуст, как его величали. Если уж он не уговорит Попова на союз с Голубовом – тогда кто? Да и находился он где-то рядом со станицей Великокняжеской. Оставив свои три сотни в станице Платовской, Голубов с десятком казаков начал поиски. Искал примитивно – просто спрашивал всех о Богаевским, впрочем, Митрофан Петрович особенно и не скрывался. И опрос привёл его в станицу Денисовскую, где проживал Митрофан Богаевский с женой Елизаветой. Узнав, что его ищет Голубов, Богаевские наскоро собрались и вышли в степь, надеясь добраться до Попова. Но были остановлены казачьим разъездом.
- Куда это вы, на ночь глядя? – спросил вахмистр. – Возвращайтесь.
Пришлось вернуться. Спрятаться у знакомых в станице не удалось. Куда бы они ни стучались, им не открывали, Голубова боялись – мало ли что у него на уме?
И Митрофан Петрович решил сдаться непосредственно Голубову. В конце концов, он его должник. Когда царицынские рабочие назначили Голубова атаманом, это очень разозлило казаков и старики, даже, решили лишить его казачьего звания. Но Митрофан Петрович поручился за Голубова.
Голубов встретил Богаевског радостно. Усадил за стол, Елизавету Дмитриевну на лавку напротив, подкрутил керосиновую лампу под потолком, что бы ярче светила.
- Я уж и не чаял отыскать тебя, Митрофан Петрович.
- Что ты хочешь? – напрямую спросил Богаевский, имея в виду, главным образом, себя.
- Атаманскую булаву, - честно ответил Голубов, - а ты у меня будешь комиссаром.
- Комиссаром? – удивился Богаевский.
- А что такого, Митрофан Петрович? Сейчас без идеологии никуда! Большевики свою линию гнут, а мы будем свою, казачью. Знаешь, сколько большевики прислали агитаторов на Дон? Сто человек! И все сплошь казаки! Где только и набрали?
- Чему удивляться? Дон большой. Не обижайся, Николай Матвеевич, но отношение к тебе у казаков своеобразное. Болтаешься туда-сюда: то ты за царя, то ты за большевиков, то, вдруг за эсэров.
- Так и не я один. Все болтаются. В семнадцатом году большевиков на Дону как Христа ждали. Не я один.
- Да, но не все у большевиков атаманство получают. Из казаков тебя хотели выгнать. Я тогда за тебя поручился…
- И правильно сделал. Не зря поручился. А атаманство от красных – что? Они давали, я взял. Отказываться что ли? И как бы на это, на отказ, посмотрели бы? Что мне это красное атаманство? А с твоей помощью настоящее будет!
- Казаки на тебя косо смотрят, говорят, что ты Каледина убил.
- Да мало ли что гутарят! Как? В бою мог бы, конечно, а так нет. Сам он.
- Не по-казачьи это. Казаки до конца бьются – или до своего или до врагов.
- Сейчас уже не старые времена, Митрофан Петрович, да и до конца он бился. Сам он. Своей смертью Тихий Дон хотел поднять. Ты же сам его видел. Он часы на стул положил, письмо прощальное написал, а потом лёг на кровать, наган дулом к сердцу и поминай, как звали!
- Могли и подстроить.
- Как? А письмо? Заставили написать? Заставить Алексей Максимовича сделать что-то против его воли – невозможно!
- Может быть, может быть, - задумчиво сказал Богаевский, - и куда ты меня определишь в Новочеркасске?
- На гауптвахту. Под надёжную казачью охрану.
- Надёжную?
- Надёжную.
- А Назаров где?
- Расстреляли Назарова, - горестно сообщил Голубов.
- А говоришь – надёжная.
- Лучше всё равно нет. Уж такой оплошности больше не совершим. Да и не совершили. Через день после гибели Назарова, хотели красные расправиться с офицерами, что были на гауптвахте, да казаки не позволили. Поэтому я и здесь. Меня вытолкали из Новочеркасска после этого. Да и большевики сейчас в Ростове. А сагитируешь казаков – у нас своя власть будет в Новочеркасске. Тогда уж мы Подтёлкова из Ростова вытолкаем. Кровь, гад, казачью льёт, что воду. Вот посмотрите, Елизавета Дмитриевна, что сестрица моя, Оля, написала.
С этими словами он достал газетный листок и подал жене Богаевского.
Она его развернула и прочитала:
- Великому народу! Название многообещающее, – прокомментировала Елизавета Дмитриевна и продолжила:
- Подымайся, великий народ,
Остальные пойдут за тобою.
Дружной ратью пойдём мы вперёд
Только трусы не явятся к бою.
Если ярким наш будет удел,
Лихо станем над чёрною бездной.
Кто может, беспощаден и смел.
Она взовьётся к высотам надзвёздным.
В грозном рокоте слышан удар
По позорным столбам капитала.
От мерцанья зажёгся пожар,
Долгожданная радость настала.
Люди – братья, в великие дни
Есть надежда на гибель Ваала.
Цепи пали … Зажглися огни…
- Забавно. И что это?
- Вы не поняли, Елизавета Дмитриевна? Если прочитать первые буквы строчек, то получиться: ПОДТЁЛКОВ ПОДЛЕЦ.
И Голубов довольный рассмеялся.
- И это пропустили в революционной газете? – удивилась жена Богаевского.
- Да. Там не все дюже грамотные.
- И как же я тебе помогу, Николай Матвеевич? – спросил Богаевский.
- То, что ты со мной, это уже помощь.
- С тобой я как пленник или как союзник?
- А мы не будем уточнять. Пусть думают, как хотят. Нам и то и то сгодиться.
На следующий день они уже были в станице Платовской, а ещё через день Голубов ушёл к хуторам в Сальской степи в надежде на встречу с Поповым. В Платовской оставил охранять чету Богаевских десяток казаков и своего ординарца.
По станице разнеслась весть, что захвачен брат Африкана Петровича Богаевского, что сейчас командует полком у Корнилова. Несколькими днями ранее здесь на соединение с Петром Харитоновичем Поповым прошёл его однофамилец Иван Данилович с сотнями набранных им калмыков, «влача кровавый след», как сказал поэт Максимилиан Волошин. Карательные меры, учиненные калмыками, популярности белому движению, разумеется, не принесло. Иногородние были очень злые. Собрался сход. Потребовали от Богаевского оправданий за брата и за всё белое движение. Охрана, оставленная Голубовым, справиться с толпой была не в силах. Митрофану пришлось согласиться на выступление. Вытащили стол, на него взобрался Богаевский, его жена и охрана стояли рядом. Говорил Митрофан Петрович два часа. Ничего такого он не сказал. Говорил, что беднейшее казачество и иногородние должны протянуть друг другу руки и вместе трудиться над процветанием Тихого Дона. Но кровь, кровь была между красными и белыми! И эта кровавая река широко разлилась: рукой до другого берега не достать.