По реке с рёвом мчались вспененные мутные волны. Они несли уже не ветки и листья, а вырванные с корнями могучие деревья. Глинистая вода поднималась всё выше; вот-вот разъярённая река выйдет из берегов. И, точно чувствуя беспокойство людей, завыли собаки.
Невозмутимый Холим сидел у окна, пуская дым из своей любимой трубки, и поглядывал на шумную реку.
– Ничего, хорошо, однако, падает дождь. Скоро ему конец...
Всё большее и большее нетерпение овладевало Соколовым. Скорей бы подойти к телеграфному окошку и послать весть Нине. Но новая боль, более сильная, чем физические страдания, которые он только что перенёс, начала мучить его. Что прочтёт он в глазах жены, когда она увидит его изуродованного, с перекошенным лицом? Кому он нужен такой? Во всяком случае – не молодой, красивой женщине. Соколов вспоминал жену, мягкий овал её лица, искристые глаза, завитки пушистых волос, её манеру смеяться. Раньше такие воспоминания вызывали радость, теперь – тревогу и смятение.
...Они встретились давно, когда Соколов был ещё курсантом лётной школы. Как-то на квартире своего инструктора Михаила Ивановича Панфилова он увидел его дочь – тоненькую, длинноногую, смешную школьницу. Панфилов как раз собирался с женой и дочкой в театр. Позвали и его.
– Пойдём, Юрий, с нами. Пьеса интересная, будешь кавалером Ниночки. Кстати, и билет есть лишний!
В антрактах курсант угощал девочку мороженым. Она облизывала вафли, а потом с удовольствием хрустела ими и без умолку болтала.
– Вот заработаю ангину. Ох, и достанется же вам от мамы! – говорила она своему спутнику, но не отказывалась от ещё одной порции.
Юрия забавляла весёлая, умная девочка.
Через несколько дней его пригласили на Нинин день рождения. Ей исполнилось тогда двенадцать лет. Соколов купил ей коробку конфет и куклу.
Вскоре он окончил училище и уехал в Среднюю Азию. Прошло десять лет. Соколов начал работать испытателем. Однажды после удачного облёта новой машины он, возбуждённый и радостный, вышел из проходной завода и остановился у киоска с папиросами.
– Здравствуйте, Юрий Александрович! – раздался у него за спиной звонкий голос. Лётчик обернулся. Перед ним стояла стройная белокурая девушка и смотрела на него странно знакомыми большими голубыми глазами.
– Кто это? – от неожиданности Соколов смутился.
– Эх, вы! – улыбаясь, сказала девушка. – В своё время вскружили бедняжке голову, а теперь не хотите даже поздороваться!
– Я вскружил вам голову? Да я был бы счастлив, если бы так, – в тон ответил лётчик.
– Что же вы молчите? – Она засмеялась. – Хоть бы улыбнулись. А то у вас вид такой, словно вы меня испугались. А отец всегда говорил, что вы – самый лучший, самый смелый из его учеников, и радовался, что вас лётчиком-испытателем назначили. Не узнаёте?
Соколов растерянно смотрел на незнакомку.
– Неужели Нина? Дочь Михаила Ивановича? Вы так выросли, похорошели. Какая удача, что мы встретились. Хоть я всё равно собирался к вам, но так... – Он прервал сам себя на полуслове и спросил: – Как отец, мать? Что вы делаете?
– Спасибо. Живём хорошо. Я учусь в медицинском. Скоро буду хирургом.
– Товарищ будущий хирург! Могу я надеяться, что мы опять вместе сходим в театр? В Москве мороженое вкусней, чем в Борисоглебске.
– Я это отлично знаю. Люблю шоколадное!
– Вот как? – подхватил Соколов. – Тогда идёте в кафе есть мороженое.
– Какой вы быстрый!
– Я – лётчик, да ещё – испытатель, а они каждой минутой дорожат.
– Тогда пойдёмте к нам, – заявила Нина. – Родители будут очень рады.
С той памятной встречи Соколов каждый вечер стал бывать у Панфиловых.
...Всему на свете рано или поздно приходит конец. Утихомирилась непогода. Из-за далёких гор показалось солнце. Постепенно река, засорившая берега илом, камнями, поломанными деревьями, вошла в своё русло.
– Однако надо сегодня ехать, – заявил Холим. – Собирайтесь все на берег!
Дети помогали Петру Петровичу грузить в большую лодку картошку, хлеб, крупу и другие продукты.
Надя попросила, чтобы отец разрешил ей проводить гостя до Черноярска, и там в интернате она будет ждать брата.
– Рано тебе ещё, – заявил отец. – Лётчик теперь здоров, доедет с Петром Петровичем.
– Я очень тебя прошу, отец! Нельзя его отправлять одного.
Соколов чувствовал себя совсем здоровым и окрепшим. Надолго ли? С благодарностью надел он старую военную гимнастёрку и защитные брюки, случайно оказавшиеся у запасливого Холима. Они пришлись почти впору.