Холим в последний раз проинструктировал Петра Петровича, затем попрощался с Соколовым. Лётчик обнял своего спасителя и по русскому обычаю трижды поцеловал его.
Обнял Соколов и ребят, пригласив обоих, к их великой радости, на следующее лето к себе в Москву.
Растроганный Холим не выдержал:
– Хорошо, пусть Надя провожает тебя. С богом! Трогай! – Толкнул лодку и быстро пошёл вверх к вековым кедрам, откуда была далеко видна река.
Пётр Петрович стоя управлял лодкой с помощью шеста.
Соколов полулежал в середине, любуясь живописными крутыми берегами, поросшими густым смешанным лесом.
Часто спокойное течение реки нарушалось и её воды бурлили, пробиваясь между огромными гранитными глыбами. Ловко орудуя шестами, старик и Надя, не задевая камней, проводили лодку через опасные места.
На ночь лодку вытаскивали на берег и разводили костёр. Пётр Петрович быстро и ловко доставал намётом из воды трепещущих серебристых рыб. В реке рыбы было столько, что Соколову казалось: её можно ловить просто руками. Варили уху.
Река в низовье стала широкой, а течение плавным. Теперь шест был уже не нужен; Пётр Петрович пересел на вёсла. Лодка, подгоняемая течением, стремительно неслась вперёд, разрезая гладкую, без морщин поверхность воды.
Соколову опять стало не по себе. Весь день его мутило. Поднялась температура, и он сбросил с себя брезентовый плащ, которым заботливо укрыла его Надя. В сумерках причалили к берегу; больной с трудом вылез и сел на камень.
– Чёрт побери! – вдруг закричал он и, собрав последние силы, шатаясь, пошёл к воде. Пётр Петрович тут же догнал его, но Соколов резко оттолкнул старика.
– Дядя Юра! Остановитесь!
Соколов глянул на девочку и ласково сказал:
– Я очень больной.
...На рассвете начался последний перегон. Никогда, кажется, Пётр Петрович не грёб так быстро. Солнце ещё не село, когда лодка уткнулась в песчаный берег. Пётр Петрович оставил больного с Надей в лодке, а сам пошёл искать лошадь.
В больнице попросили для регистрации документы. В сумке из молодого оленя, которую подарила Надя лётчику, нашёлся паспорт на имя Евдокимова. Больному было плохо, и врач, осмотревший его, приказал немедленно отнести в палату. Так в больнице районною центра Черноярска появился ещё один пациент – Евдокимов Пётр Иванович.
Неотправленная телеграмма
Произошло это не сразу, но, когда Соколов осознал, что находится в больнице, что кончились скитания, что здесь его будут лечить и можно, наконец, послать в Москву телеграмму, он жестом поманил санитарку.
Перекос рта, ещё не совсем зарубцевавшаяся рана на щеке, запёкшиеся от жара губы мешали говорить. Половины слов санитарка не разобрала.
Больной стал нервничать; сжимая кулаки, он прошепелявил:
– Мне надо срочно послать телеграмму... Понимаете, срочно!
Наконец девушка якутка поняла, чего от неё требуют, согласно кивнула головой и позвала медсестру.
Та принесла карандаш и бумагу.
С трудом повторяя по нескольку раз каждое слово, Соколов продиктовал: «Москва. Почтовый ящик 37-13. Смирнову. При катастрофе самолёта случайно остался жив. Нахожусь больнице Черноярске. Болен энцефалитом. Лётчик Соколов».
Сестра, как это и полагается, отдала текст телеграммы врачу:
– Больной Евдокимов хотя и пришёл в сознание, но бред у него продолжается. Он назвал себя лётчиком Соколовым и просит срочно послать вот эту телеграмму.
– Понимаю, – сказал врач. – У тяжелобольных иногда это бывает. Возьмёт да и присвоит себе титул графа или барона. Помните, у нас был такой, тоже энцефалитом болел?
– Тот именовал себя королём Чукотки, – улыбаясь, сказала сестра.
– Вы сказали ему, что лётчик Соколов погиб во время полёта и его с почестями похоронили в Москве?
– Я ничего не говорила, – ответила сестра. – Может, вы сами побеседуете с ним?
У врача был незадачливый день. До хрипоты спорил в райисполкоме, тщетно доказывая необходимость увеличить штат больницы. Дел по горло! Он и сёстры с ног сбиваются, больные становятся всё требовательнее, капризнее. А тут ещё этот бородатый вот что выдумал! «Потом поговорю с ним, а сейчас некогда, надо готовиться к трудной операции».
И врач буркнул сестре:
– Когда больной немного окрепнет, дайте ему почитать газеты. Тогда он и успокоится.
Соколов с нетерпением ждал ответа из Москвы. Чуть ли не каждый час он спрашивал сестёр и санитарок, нет ли для него телеграммы.
– Пока ещё нет, – стандартно успокаивали его каждый раз. – Будет, обязательно будет!