Соколов завернул в маленькую парикмахерскую и попросил:
– Снимите, пожалуйста, бороду, а усы не трогайте, подровняйте только немного!
Когда он встал с кресла, то увидел, как за его спиной девушка-парикмахер скорчила гримасу и подмигнула своей подруге.
Соколов взглянул в зеркало. Густые чёрные с проседью волосы подстрижены ёжиком; большие усы закрывают верхнюю губу; шрам, перекошенная щека и дёргающееся веко – нет, никто его сейчас не узнает! А полчаса назад, встретив знакомого лётчика, он нырнул в подворотню! Зачем? Ведь, наверное, и этот хоронил его! И вообще можно смело ходить всюду, не боясь, что раскроют твоё инкогнито.
Поняв, что в Москве ему не найти комнаты, Соколов уехал за город. Там ему повезло. Сойдя с электрички в Малаховке и немного потолкавшись на базаре, он узнал от торговок десяток адресов. Он отправился по первому из них и нашёл то, что было нужно. В пяти минутах ходьбы от станции сдавалась небольшая тёплая комната. В ней стояли кровать, стол и платяной шкаф. «Жить можно! – подумал Соколов, отсчитывая хозяину зимней дачи плату за месяц вперёд. – И милиция в дачной местности скорей пропишет».
Он тотчас же повалился спать.
...На другой день Соколов вернулся в Москву и, поглощённый своими невесёлыми думами, не заметил, как очутился вблизи дома, где жила его семья.
«Говорят, преступника всегда тянет к месту, где совершено преступление», – Соколов усмехнулся и присел на скамейку. Узкий бульвар разделял пополам Ленинградское шоссе. Тут играли дети. Вот и его сын, его Вовка! Мальчик вытянулся, бушлатик, на который по его настоятельной просьбе был нашит лётный знак с отцовской формы – золотистые крылья с красной звёздочкой, стал тесен и короток. «Пора покупать новое пальто сыну, – подумал лётчик и сам себя с горечью поправил: – Не моя теперь забота!»
На краю скамейки, сгорбившись, сидела седая женщина. «Мама, прости меня за все страдания, которые я тебе причинил! – едва не крикнул Соколов. – Когда ты провожала меня в перелёт, у тебя в волосах была только одна серебристая прядь, которая так тебе шла! А сейчас ты бела, как лунь...» И отец опять перевёл взгляд на сына. Он так смотрел на него, что старая женщина не удержалась от замечания.
– Что вы, гражданин, уставились на сиротку? Так ведь и сглазить можно!
Мальчик подбежал к ней.
– Бабушка, он плачет!
– Он большой, зачем ему плакать? – возразила старушка, прижимая к себе внука, словно хотела защитить его.
Ещё секунда, и Соколов не выдержал бы! Он уже протянул руки к мальчику, и в этот момент прозвучал голос матери:
– Какой ужас. Не дай бог, в семье – такой урод!
– Страшно подумать! – поддержала сидевшая рядом женщина.
Соколов упал, забившись в припадке. Его окружили прохожие. Через несколько минут с надсадным рёвом сирены примчалась машина скорой помощи.
...Спустя две недели Соколов вышел из больницы.
Новый житель Малаховки, как и все трудящиеся, каждое утро спешил в Москву.
Однажды Соколов сошёл с трамвая на остановке «Авиационная улица». Высокий зелёный забор, огораживающий заводскую территорию, тянулся на несколько кварталов. За ним виднелись крыши нескольких высоких зданий; одноэтажные длинные корпуса с улицы не были заметны. Рабочие первой смены уже прошли на завод. Тишину нарушал доносившийся из-за забора рёв авиационного мотора, который испытывали. Не было для Соколова более желанной и приятной музыки. Не раз, когда он приезжал на завод, его торжественно встречал дорогой сердцу лётчика оглушительный салют мощного авиационного мотора. Сейчас он шёл вдоль зелёного забора, прислушиваясь к песне двигателя, и удивлялся, как долго надо идти. Раньше он подъезжал на своей машине прямо к проходной, а теперь до неё шагать и шагать.
На ажурной арке прикреплён макет ордена Ленина, которым награждён заводской коллектив. Большими позолоченными буквами указано, что завод носит имя Соколова.
В проходной Соколов обратился к начальнику охраны:
– Как позвонить Воробьёву Николаю Афанасьевичу?
– Не каждый день он бывает на заводе, – ответил тот. – Вы лучше поезжайте в Наркомат. Там скорей застанете его.
Сев в такси, Соколов доехал до Кузнецкого моста. В просторном бюро пропусков Наркомата государственной безопасности он подошёл к первому окошку, за которым сидел лейтенант.