– Что вы будете делать, Юрий Александрович, если начнётся вибрация хвостового оперения? А какие вы примете меры, если забарахлит мотор?
И он продумывал один вариант действий за другим, пока не приходил, как ему казалось, к правильному решению, и тогда натягивал на голову одеяло и снова засыпал.
«Кречет» был его детищем, равно как и конструктора, а теперь самолёт поведёт в небо другой.
Соколов очень обрадовался, когда случайно узнал, что окончательные испытания нового «Кречета» поручены Юсупу Рахимову. Уже достаточно облётанную машину на этот раз не будут посылать в дальний и трудный рейс. Рахимов проверит её «поведение» над заводским аэродромом, сгоняет до Ташкента и обратно, и, если всё будет удачно, самолёт сразу пойдёт в серию.
В предгрозовое время долго мешкать нельзя.
Будет ли всё удачно? Мысль об этом не оставляла Соколова. Не сгорит ли этот «Кречет» на стапеле, как первый, не взорвётся ли в воздухе, как второй? Возможно, Юсуп не вернётся из испытательного полёта. Как предотвратить несчастье?
Подозрительным казался Соколову ведущий инженер Бабакин. Соколов ничего толком о нём не знал, но, не имея на то особых оснований, считал одним из «тех». Бабакин отвечал за второй «Кречет», он отправлял его в рекордный перелёт, кончившийся так печально. Как это он недоглядел? Почему не хватило кислорода? Несомненно, манометры были заменены перед самым стартом! И этот страшный взрыв! Чем он был вызван?
С плохо скрываемым раздражением смотрел Соколов на Бабакина, на его квадратное всегда невозмутимое лицо, на лысеющий затылок, толстую красную шею, круглые покатые плечи, на всю его дородную фигуру в белом накрахмаленном халате. Инженер ходил вокруг самолёта широкими твёрдыми шагами уверенного в себе человека. Ходил он целый день и частенько появлялся в цехе ночью, хотя в третью смену на сборке «Кречета» работало всего несколько человек.
При встрече Соколов поделился своими подозрениями с Воробьёвым.
– Инженер Бабакин, говорите? – переспросил, почему-то улыбнувшись, полковник и заглянул в свою толстую книжку. – Имя у него такое труднопроизносимое... Да-да. Иннокентий Варфоломеевич! Из старинного дворянского рода. Кончил высшее техническое училище. Ни в чём предосудительном не замечен.
Бабакина часто можно было видеть в цехе вместе с Казимирчуком. И это было естественно. Шёл монтаж оборудования, и ведущий инженер проверял работу, за которую отвечал инженер по приборам Казимирчук. Это был немолодой уже человек, низкорослый, худой, узкогрудый. Он ходил всегда в сером костюме, в рубашке и галстуке того же цвета. Даже халат его был не белым, не синим, как у всех работающих на заводе, а сероватого оттенка. Лысая, без единого волоска, голова и вытянутый нос делали его ещё больше похожим на мышь. Рабочие так и звали его: «Мышонок».
В отличие от угрюмого Бабакина, Казимирчук был очень словоохотлив, «демократичен» и вежлив. Всех рабочих, даже ребят из ФЗУ, он знал по имени-отчеству и, обладая отличной памятью, никогда не ошибался. Пожилые мастера относились к «Мышонку» со снисходительной нас смешливостью, хотя тот очень старался быть с ними на короткой ноге.
С новым охранником Казимирчук сразу же познакомился, участливо расспросил о здоровье и каждый раз, появляясь в цехе в дежурство «Петрова», здоровался с ним за руку, хвалил или ругал непогоду.
К Казимирчуку время от времени приходили представители институтов и заводов, изготовлявших различные, приборы и агрегаты. Если возникали спорные вопросы, их нередко разрешали тут же на месте, у самолёта.
Соколов внимательно присматривался к каждому новому лицу, появлявшемуся в цехе, но ничего подозрительного не замечал.
Однажды в начале рабочего дня в цех пришёл пожилой малоприметный человек в стандартном коричневом костюме. Он предъявил пропуск вахтёру и, осматриваясь по сторонам, осторожно ступая, зашагал по коридору, в конце которого находился кабинетик Казимирчука. Соколов уже сдал дежурство. Он стоял у доски объявлений, читая приказы, и с удовольствием отмечал знакомые имена среди поощрённых. Человек в коричневом издалека заметил его, остановился, пристально взглянул раз, другой и отпрянул в сторону.
Странное выражение крайнего испуга и огромного удивления одновременно появилось на его лице. Человек нагнулся, делая вид, что завязывает шнурок, и снизу вверх наблюдал за вахтёром. Соколов, окончив чтение, повернулся и пошёл в противоположную сторону. Только тогда странный посетитель выпрямился и поспешил в кабинет Казимирчука.