Соколов полагал, что ведущий инженер «Кречета» сообщник «Мышонка». Он давно был у него на подозрении. Не кто иной, как Бабакин, вертел в руках злополучный датчик и разрешил его ввинтить.
Обо всём этом Соколов рассказал Воробьёву.
Тот улыбнулся:
– Это вы зря, Юрий Александрович! Инженер Бабакин – очень правильный товарищ. Смею вас уверить.
На допросе Казимирчука выяснилась причина взрыва в небе. Оказывается, перед стартом Казимирчук сумел заложить под запасной бензиновый бак взрывчатку и хитроумную мину замедленного действия. Диверсант полагал, что обычный взрывной механизм с часами для этой цели не годится. Как бы тихо ни тикали часы, их можно услышать. Поэтому была сконструирована особого рода «адская машина», соединённая со стрелкой альтиметра – прибора, показывающего высоту, на которой идёт самолёт. Она включалась на высоте в десять тысяч метров, а при снижении до четырёх километров происходило замыкание и... взрыв. Чтобы заставить экипаж «Кречета» снизиться на середине своего маршрута, вредитель подстроил кислородный голод – недодал в баллоны газа и сменил манометры.
– Отчего на полпути? – поинтересовался полковник.
– Я считал, что катастрофа должна произойти где-нибудь между Сахалином и Камчаткой. Самолёт упал бы в море, и... концы в воду.
– Почему же «Кречет» взорвался уже над материком?
– По моему подсчёту кислорода на его борт было дано столько, что хватило бы только до Охотского моря. Я не учёл лишь одного – что они будут продолжать полёт на высоте большей, чем четыре тысячи, и при недостаче кислорода.
– Теперь расскажите, как вы готовили взрыв нового «Кречета»? – строго велел Воробьёв.
– Вы же сами знаете. – Казимирчук ткнул пальцем в лежавший на столе датчик с левого бака «Кречета».
– Ну, не всё! Рассказывайте! – потребовал полковник.
– Взрыв произошёл бы на высоте четыре тысячи метров от этой вот штучки, соединённой с альтиметром.
– Её вам передал агент иностранной разведки, известный под именем Евдокимова?
Казимирчук молча кивнул головой.
– Но и этот взрыв произошёл бы не над морем, а над сушей? – продолжал спрашивать Воробьёв. – И вам уже нельзя было надеяться на «концы в воду».
– На этот раз нам было всё равно. Мы спешили. Ещё одна авария с «Кречетом» – и, вероятно, машину не пустили бы в массовое производство. Её, так сказать, опорочили бы неприятные происшествия...
Соколов увидел ещё один раз и того, кто чуть не отправил его на тот свет. В кабинете следователя произошла очная ставка с «убитым» таёжным спутником. Выяснилось, что раненный выстрелом в правую лопатку, Евдокимов потерял на время сознание, а когда очнулся, у потухшего костра не оказалось ни Соколова, ни сапог... Он сделал себе перевязку. Отлежавшись немного, Евдокимов пошёл к речке, стараясь держаться того же направления, по которому пробирался Соколов. Следы лётчика вели прямо в воду. Евдокимов не сомневался, что больной, измученный, к тому же – раненый человек утонул при попытке переплыть через реку.
Евдокимов пошёл вверх по течению. Ступать босыми ногами по земле было больно, и он зашлёпал по воде, благо у берегов она была ниже колена. Вода охлаждала и успокаивала, дно было мягкое, глинистое. К тому же, не вредно замести следы, решил опытный диверсант. Неподалёку от районного центра стояла одинокая хижина пасечника. Старик пчеловод, не задавая лишних вопросов, приютил путника, который пообещал отремонтировать старые ульи. Поправившись и пополнив свои запасы, Евдокимов ушёл к ближайшей станции железной дороги.
...Воробьёв выполнил своё обещание. После очной ставки он сказал Соколову:
– Спешить вам теперь, вроде некуда. Охрана завода обойдётся и без вахтёра Петрова. Познакомьтесь с биографией, подлинной, а не вымышленной, этого негодяя. – И он протянул несколько отпечатанных на машинке листов. – Особое внимание обратите на то, что подчёркнуто красным карандашом. Это его признание!
Как и следовало ожидать, Петра Ивановича звали иначе. Он был Павлом Сергеевичем Колючкиным. Его отец, молодой разбитной подрядчик в уездном городе, женился на купеческой дочке, взяв большое приданое, и многократно умножил капитал, когда через город стали прокладывать железную дорогу. Он так разбогател на выгодных подрядах, что к тридцати годам купил у графа Курнакова большое имение в Курской губернии. В этом имении в тысяча восемьсот девяносто девятом году и родился Павел. В шестнадцать лет окончил гимназию. Собирался в университет, хотя отец и отговаривал, хотел, чтобы он поскорей занялся делами. У Колючкина было тогда уже два отличных имения, конный завод, лесопилки, десять доходных домов в Петербурге. И всё это досталось бы сыну, если бы не революция.