– Может, баллоны пропускают?
– Проверял, всё в порядке.
Морозов открыл третий баллон; стрелка манометра подскочила к цифре сто пятьдесят.
– Взгляните, – озабоченно сказал Морозов, – вроде всё в порядке. Так же вначале и с другими баллонами было, а потом... будем так расходовать кислород, нам и на половину пути не хватит.
– Да-а, – протянул Соколов, – выходит, приборы врут.
– Приборы все запломбированы, их проверяла комиссия и я. Могу поручиться, что всё было в полном порядке.
– Так в чём же дело? – спросил крайне обеспокоенный командир. – Манометры нам подменили, что ли?
– Быть этого не может!
– Посмотрим, на сколько хватит третьего баллона! А там будем решать.
– А что, если снизиться до семи тысяч метров и начать экономить кислород?
– Нечего нам мудрить, Костя, – решительно заявил командир, – будем лететь, пока хватит кислорода, тем более, ветер на этой высоте попутный. А потом снизимся на пять тысяч и пойдём домой.
– И это правильно, – протянул механик.
А Юсуп Рахимов в это время скучал в кресле. Воздух был прозрачен, видимость прекрасная. «Кречет» словно скользил в воздухе. Автопилот ровно вёл машину.
Внизу мелькало крошево битого льда. Однообразный и надоедливый пейзаж.
Изредка к пилоту обращался штурман:
– Два градуса вправо! Так держать!
И снова молчание да монотонный, убаюкивающий, как колыбельная песня, гул моторов.
Время от времени лётчик включал радиокомпас и, убедившись, что идёт правильно, выключал его.
Чтобы рассеять скуку, Рахимов взял сборник юмористических рассказов. Буквы начали прыгать, в глазах зарябило, и книга выпала из рук. И вдруг голос в шлемофоне заставил лётчика встрепенуться.
– Ты что, спишь, что ли?! – кричал Гришин. – Поверни ещё на один градус вправо! Так, хорошо! Смотри не спи!
Юсуп нажал кнопку сигнала.
– Дядя Костя, командир спит?
– Не знаю, – ответил Морозов, – лежит, отдыхает.
– Понимаешь, не могу... Так разморило, глаза сами закрываются.
– Кислород, – озабоченно сказал механик, – будь он проклят, расходуется прямо как деньги после получки.
...Радиограмма о том, что «Кречет» в пятнадцать часов тридцать минут по московскому времени миновал остров Врангеля была получена в штабе перелёта. Все не скрывали радости: стремительность полёта «Кречета» превзошла ожидания. Идя на высоте десяти тысяч метров, самолёт развил ещё невиданную скорость – шестьсот километров в час! Чуть ли не в три раза быстрее транспортных самолётов.
Светящаяся линия на карте всё больше и больше удлинялась. Радовался конструктор Киреев, безотлучно находившийся в штабе. Председатель комиссии по перелёту генерал Антонов с особым удовольствием передавал сводки в Кремль, охотно отвечал на звонки из редакций.
...Близко к полуночи Нина Михайловна Соколова подошла к дивану, на котором спала Катя, по-детски шепча что-то во сне. Подняла спустившуюся на пол золотистую косу, заботливо укутала девушку пледом.
Потом подошла к кроватке сына. Он, как всегда, разметался во сне. Ноги его лежали на подушке. Переложив мальчика, мать осторожно поцеловала его.
Закрыв дверь на балкон, чтобы не мешали автомобильные гудки, она включила радиоприёмник. Она сделала это вовремя. Диктор читал «Последние известия»:
«Только что мы получили сообщение из штаба по перелёту «Кречета». Длина пройденного пути – около одиннадцати тысяч километров. Началась вторая половина перелёта вдоль границ Советского Союза».
– Катя! – не удержалась Нина Михайловна. – Послушай, что говорят о наших!
– Я слушаю, – ответила девушка.
«Состояние экипажа бодрое, – продолжал диктор. – Материальная часть работает безотказно».
– Вот у них сейчас вторая половина перелёта, – задумчиво сказала Катя. – И у меня скоро начнётся вторая половина жизненного пути. Завтра мы их встретим, а послезавтра пойдём с Юсупом в ЗАГС. Кончилась моя девичья свобода...
– Жалеешь?
– Нет, очень люблю его!
Взрыв в небе
К Камчатскому полуострову «Кречет» подошёл со стороны Олюторки, летя на прежней десятикилометровой высоте. Сквозь редкие облака начали просвечивать очертания сопки Корецкой, показался дымок Ключевского вулкана. С высоты хорошо был виден небольшой город на берегу бухты, а дальше, сливаясь с горизонтом, раскинулось море.
Петропавловск-на-Камчатке прошли ровно в двадцать часов по московскому времени.
Охотское море густо накрылось облаками. Изредка появлялись «окна», и тогда были видны огромные волны. Остались позади Сахалин и Хабаровск. Под крылом самолёта проплывали леса без конца и края – пышные зелёные шапки всех оттенков. Между зелёных сопок появились комьями тёмно-серые облака.