– Всё?
– Да!
Несса Моллак устало потрясла головой. Изменившимся и постаревшим голосом она сказала:
– Да нету их, справедливостей-то, в энтом миру… Ни Божией, ни иной… Нету! Попомни! И воздаяний – их тоже нету. Я жизню напроживала и всего навидалася. Нет их, тебе говорю! – сделала паузу старуха. – Хадебура хотит заместа Ульви сродственницу притыкнуть. Уж давно энтого хотит – засим-то Аразак и измывался над энтой дяревенской простоквашей. Я бы ей к добру тока сделала, ежели бы погнала за тешние побиты́е яйца́. Ты – иное тесто: у тебя пышны связя! Почто Хадебуре цапаться с Шотно? А теперя двух дур-Ульви со свету сживут, попомни меня. И уж управителя не убоятся.
– А чего вы Хадебуру не погоните?
Несса Моллак рассмеялась.
– Новая Хадебура будёт как прежняя! Уж такие они, энти Хадебуры! Мне есть проку из-за посудамошки здеся всё сменять? Ульви – энто никто, разумешь? Ульви никому не жалкое. Тем более мне – Нессе Моллак!
– Вам всё же жалко, – улыбнулась Маргарита. – Наверное, вы тоже когда-то бывались Ульви.
– Нет, не бывалася, – раздраженно ответила старуха. – Но бывала дяревенской простоквашей. В общем так, Ульви: не жрать ничё, окромя того, чего все тянут из общего котлу, разумешь? Заместа хлебов сызнова вам каша – для вашего же благу! Каковые б угощенцы тябе не нёсли – отказывайся… даже от вод из чужих рук. И Старой Ульви энто передай. И жди всяго – зырь в оба, даж когда спляшь! Теперя у тебя здеся все вражьё. Все! Даже старухи снизу. Даже маляшка, что уборные чищат. Поодиночке вы, Ульви, никуды! Завсегда и завезде вместе! Ежели чё – горлопаньте на всей свет, точно режат. Разумешь?
Маргарита кивнула и, переполненная горячей симпатией к Нессе Моллак, нежно улыбнулась старухе.
– Ну чего ты лыбишься? – притворно-ласково спросила девушку старуха. – Мож, потолкуешь лучше́е с Шотно, и заберет он тебя отседова? Правда, я уж и не знаю кудова! Хадебура всех здеся кормит, у нее везде людя…
– Нет, это ненужное, – безмятежно ответила Маргарита и поднялась с постамента кровати. – Ульви же никто не подможет, и без меня ее точно тута затравят. Мы сделаем, как вы сказали… и всё обойдется. Они скоро забудут. Бог подможет… Может, вы и не верите в Божию справедливость, а я верю!
– Поди уж лучше́е из моей спляшни, дуреха, – ответила Несса Моллак, махнув на Маргариту рукой. – Толковать с тобою, как мочу на маслы сбивать – ежели чё и выйдет, так тока вони одни… Чертовая ты милка, а так не дашь – с виду ангелок. Сгубляют тебя, мне же спокойне́е будёт! А то, боюсь, таких бедов еще наквасишь…
________________
До свадьбы Синоли и Беати для Маргариты более не произошло ничего примечательного. Обе Ульви исполняли наказ Нессы Моллак – не ели угощений, ссылаясь на боли в животе, и держались вместе. Вскоре Новая Ульви решила, что хозяйка хлебной кухни преувеличила опасность – никто вокруг не казался ей врагом.
Двадцать первый день Кротости совпал с летним солнцестоянием, но меридианцы никак его не отмечали, ведь это было языческое празднование. На следующий день, в домике управителя замка, Марлена с ласковой улыбкой вручила своей сестре сверток и объявила, что это подарок. Маргарита, развернув одеяние, поняла, что девушка-ангел, хоть и отличалась добротой, не мучилась от простодушия или недостатка ума. Рассматривая мышиного оттенка наряд с большим белым воротником-пелериной, незадачливая плутовка с досадой думала, что даже теткино старое платье и то смотрелось жизнерадостнее. Однако отказаться от серого, целомудренного убранства Маргарита никак не могла: счастливая Ульви уже приоделась, распустила волосы и повязала ленты. Цвет бледной лаванды удачно подходил к ее карим глазам и темно-русым волосам, делая образ простушки немного загадочным. И главное: роскошную грудь Ульви подчеркнул приталенный крой и две нескромные округлости маняще распирали верх платья.
Маргарита в новом одеянии напоминала монахиню. Сходство с дамой Бога усилил белый платок-шарф, также подаренный Марленой: девушка-ангел плотно обернула его вокруг лица своей сестры, спрятав под повязкой не только ее шею и волосы, но даже лоб и подбородок. Зато Марлена еще подарила свои кожаные башмачки, какие утешили Маргариту – она долго не могла налюбоваться на то, как прелестно острые, черные кончики ее обуви торчали из-под длинного подола платья. Сама Марлена вновь выглядела словно богатая сильванка, вернее, она всегда скромно одевалась и ничего не стала менять.
В таких обличьях три девушки, укрываясь от солнца под квадратным зонтом, и пришли к храму Благодарения: девица на выданье в самом соку и в чужом платье, благопристойная супруга с озорными зелеными глазами да зажиточная сильванка с ликом Меридианской Праматери.