О демонах мало что знали. Священники их изучали, но своими изысканиями делились неохотно. Одни демоны вызывали мор среди людей и стихийные бедствия. Голод тоже являлся их происками. Другие демоны охотились за душами – их то и боялась Маргарита, боялась стать одержимой, неразумной как Залия, только буйной: кидаться на людей, лязгая зубами, срывать с себя одежду или задирать юбку в храме, видеть то, что сводит с ума и заставляет творить непотребства. Дьяволу прислуживали также свинорылые бесы и рогатые черти. Последние работали в Аду, истязая грешников, оттого времени у них едва оставалось, чтобы портить жизнь людям на этом свете. Бесы, самые ничтожные из адовых прислужников, могли вселиться в скотину, собак или людей, вызвать бешенство, отличное от одержимости демоном выраженной водобоязнью – ведь плавать все адские создания не умели, однако трусливые бесы не могли побороть свой страх и в теле человека. Желая повышения до черта, бесы мучили пьяниц, ревнивцев, сластолюбцев и игроков в кости, туманя разум и внушая нечестивые мысли. Преступники во власти бесов грабили часовни, забирая святое распятие, чтобы его переплавить, оскверняли могилы, убивали в беспамятстве и предавались безудержному, а то и незаконному, распутству. Суд тем не менее снисхождения не проявлял, поскольку бесы дурманили разум и без того порочным людям: верующих, благочестивых меридианцев эти ничтожные слуги Дьявола получить не могли. Другое дело крылатые демоны, аристократы среди нечистой силы. Демон мог извести лукавством даже праведного человека, поскольку видел его душу и знал всё о нем. Проникнув внутрь плоти с согласия обманутого, демон срастался с душой и питался ею, подчиняя себе разум человека и что только не заставляя вытворять одержимого себе на потеху. Если Экклесия признавала власть такой силы над душой и плотью, то преступника старались освободить от демона – и, в случае успеха, былое злодеяние ему прощалось. Тем несчастным людям, кто уже сошел с ума, помочь было нельзя. Их запирали в монастырях и пытались умиротворить благодатным, тихим окружением. Экклесия разъясняла, что души у безумных прежде срока сожгли демоны, оставив пустую оболочку, плоть же помнила боль и продолжала страдать. Помочь можно было тем одержимым, которые еще находились в рассудке, вот только они себя не выдавали и до поры до времени казались самыми обычными людьми.
Вызывали демонов в мир из Ада ведьмы. Демоны могли творить чудеса и всегда отбивали свои услуги сторицей. Возвращаться в Ад они не желали – вызванные раз, ходили среди людей, питаясь их душами. За неимением людских жертв, они вселялись в волков, кусали путников и делали из тех оборотней. Если в колодцах отравлялась вода, падал скот или страшные недуги охватывали целую деревню, то люди понимали: где-то рядом колдует ведьма и недавно она вызвала нечистую силу. Тогда ведьму искали, а обнаружив ее, сжигали, чтобы она прекратила вызывать демонов и губить души. Экклесия наказывала и тех, кто обращался за услугами к ведьмам, колдунам или поклонялся Дьяволу, – последних отлучали от веры, что на деле означало жесточайшие казни, например: свежевание; при сомнениях вызывали на Божий Суд, дабы сам Создатель решал: желает ли он отправить грешников в Пекло или же они невиновны в колдовстве, обмануты и должны жить. Но, как бы то ни было, любая ворожба вела к преждевременной утрате души. Еще поговаривали, что демон мог вселиться в бездушную плоть, – такой человек с демонской душой не веровал в Бога, отличался крайней жестокостью и колдовал, продолжая вызывать своих собратьев в мир людей. Лодэтский Дьявол казался Маргарите именно таким: кровожадным, утратившим веру да с серебряными зубами, возникшими у него путем колдовства, и никак иначе.
________________
В день юпитера, утром сорок третьего дня Кротости, Маргарита, одетая столь же благопристойно, как и на венчании брата, робко входила в храм Благодарения. Она побаивалась общаться с тем, кто нравственно безупречен, страшилась сказать глупость и не понравиться праведнику. Не зря люди предпочитали не донимать Святого расспросами, когда не понимали его поступков, – они не желали явить свое невежество, низменность помыслов и пасть в его глазах. Несмотря на воспоминание о ласковых черных глазах, Маргарита считала брата Амадея строгим в суждениях и оценках: ведь сам Бог тоже был, конечно, добрым, но порой каравшим молнией, милосердным, но неумолимым ради справедливости, – он мог спасти человечество, а мог его уничтожить.