Огю Шотно больше не стал говорить на эту тему. Выпив вторую чарку, он поспешил удалиться из-за боязни продолжить пьянку. Но, возвращаясь домой, он просчитывал то, как вынудить градоначальника избавиться от неудобного брата Марлены. И эти черные мысли зарождались в его хмельной голове не столько из-за неприязни к Иаму Махнгафассу, сколько из-за заботы о горячо любимой жене и их общем благополучии.
«Если Иама не станет, – расчетливо и безжалостно мыслил Огю, – Марлена будет страдать в самом большем полгода… ну, может, год. Что такое год по сравнению с целой жизнью? А потом она смирится. Я же буду ей опорой. И от девчонки надо быстрее избавляться, пока она окончательно не сошлась с моей супругой. Марлена уже намекает оставить у нас сестрицу Махнгафасс, если та понесет. "Она сама еще такая девочка и ей необходима помощь". Сперва поддержка при вынашивании ребенка, потом в воспитании этого ребенка, а затем и Иам поселится! Воином он хочет быть! Небось преторианцем… Так всё и будет: Марлена выплачет все глаза и уговорит меня, ее братец обоснуется в Южной крепости, а его женушка с сопливыми детишками у нас… Я же буду искать причины, чтобы бывать в собственном доме как можно реже! Терпеть не могу детей и Иама Махнгафасса, а уж его детей вдвойне возненавижу!»
– Влюблен, значит… – сказал вслух Огю, направляя двуколку вверх по холму. – Раз так, то ты, градоначальник, как любой влюбленный, не стерпишь одной-единственной вещи… Хм, да не так уж и чисты твои руки!
Тем же днем Огю Шотно успел передать посыльному барона Тернтивонта письмо. В письме он просил полководца Лиисема о милости: дать Иаму Махнгафассу побывку, чтобы тот смог провести время с тоскующей супругой и обзавестись наследником, так как был последним мужчиной из своего рода. Зная, что барон Тернтивонт из-за личного несчастья с пониманием отнесется к подобной просьбе, Огю не сомневался, что Иам, если не погибнет в битве, то вскоре соберется в дорогу до Элладанна, Совиннак же взревнует и наверняка пойдет на преступление, – в людях Огю Шотно разбирался хорошо.
«Только надо сделать так, чтобы градоначальник не догадался о моем участии, – беспокоился управитель замка. – Иначе мне несдобровать…»
Глава XI
Никому не жалко пехотинца
В високосный год во второй триаде Трезвения целых три планеты, Марс, Венера и Меркурий, дарили людям дополнительный день. В Меридее это празднество называлось Великими Мистериями. Прошлый год как раз был високосным – и тогда в Элладанне проводились соревнования, такие как забеги со щитом и без него, скачки на лошадях и три вида борьбы: в стойке, пока противник не окажется на земле; бой, пока один из соревнующихся не сдастся; и последний, самый опасный и любимый горожанами вид борьбы, в каком не существовало правил. В герцогском замке проходил рыцарский турнир во славу прекрасных дам. Во второй день Великих Мистерий победителей награждали деньгами и огромных размеров пирогом, вслед за тем уже музыканты с поэтами, победители Меркуриалия, восхваляли имена героев и красу женщин Элладанна.
Первый год сорокового цикла лет не являлся високосным, и вторая триада прошла буднично. В нову третьей триады Трезвения Огю Шотно вернулся домой с вестями, какие заставили Марлену одновременно петь от радости и вытирать слезы с глаз из-за тревог.
– Выпала удача пехотинцу Иаму Махнгафассу одним из первых с врагом нашим кровно биться, – читала Марлена в гостиной короткое письмо. – Достойно явил он себя в сражении славном и, невзирая на рану, с отвагой напал на Лодэтского Дьявола! – ахнула Марлена и, испуганно посмотрев на мужа, вернулась к письму. – Посрамил пехотинец единый разбойника гнусного, ранив ловко его да прочь драпать принудив. Сам же Иам Махнгафасс в добром здравии ныне, без смертельных увечий и в светлой радости, – перевела дух Марлена. – И деянье его бесстрашное не могло не иметь награды щедрой да почестей: сей храбрец удостоен побывки до дома в триады две сроком. Вот так встретит он Перерожденье Земли уж в Элладанне – как героя встречайте воина смелого! На́ль Нарунна́к сии строки вам пишет, оруженосец рыцаря Лоа́неля Кара́онта, на поле боя хоть и павшего, но в сердцах наших в выси взлетевшего.