Дома в четыре-пять этажей возводились без каких-либо удобств, для сдачи внаем самым малоимущим, и звались они инсулами. Первые два этажа инсул делались из сырцовых кирпичей или рваного камня, остальные, скрепленные деревянным каркасом, из глины, ивняка и соломы. Там, в каждой из клетушек, ютилось по семье, отходы же обычно выплескивались из окон. По этой причине в Элладанне инсулы строили кучно, в особых кварталах на окраинах, где скверно пахло и куда боялись заглядывать даже городские стражники. Больше всего инсул настроили в северо-западной части – там, где размещались лупанары. Второе скопление инсул возникло на юго-востоке Элладанна, за Восточной дорогой: неблизкое от нее и не такое злачное. И всё же, из-за сомнительного соседства, хорошие дома у Восточной дороги стоили сравнительно недорого.
Дом семьи Себесро находился в середине Восточной дороги, по левую руку, если стоять лицом к Главной площади; размещался на оживленной торговой улице, всегда заполненной праздным народом, – по краям широкой мостовой (в тридцать шесть шагов) богачи прогуливались, заглядывая в многочисленные лавки; по центру передвигались всадники и повозки; глубокие ливневые каналы разграничивали пешее и конное движение. Все дома здесь были каменными или из обожженного кирпича как у Гиора, узкими с фасада, малоэтажными, высокими; на все было любо смотреть: шпили с флюгерами, чешуйчатые крыши, балкончики, эркеры, цветные ставни… Дом Гиора выглядел строго и добротно, оттенок кирпича напомнил Маргарите о миндальной халве из лавки ее дядюшки. С дороги виднелись зеленые входные двери под черным кованым козырьком, два узких оконца на первом этаже и большое квадратное окно на втором, наполовину застекленное, на другую половину прикрытое узорной решеткой. Филипп говорил, что в гостиной и обеденной залах такие же большие окна показывали ухоженный садик.
«Кирпичный дом напоминает своего хозяина, – решила Маргарита, впервые очутившись возле него, – грубоватый, без излишеств и надежный. За такими толстыми стенами наверняка спится безмятежно».
Фасад суконной палаты резко выделялся среди соседних строений и уж он-то вовсе не походил на своего владельца. Нарядившись в рыжую черепицу, белую штукатурку и пестрые изразцы на карнизах, лавка, будто расписной пряник, так и манила к себе взор. Гостей зазывали и три витражных оконца на втором этаже, и красная вывеска с белым барашком. Стекла, как и зеркала, стоили так дорого, что являлись предметами роскоши. В жарком Элладанне люди часто ничем не крыли световые проемы, ограничиваясь летом ставнями, а зимой вощеной бумагой. Даже владетели широкого имущества стеклили только верхнюю половину окон, поэтому три витража и впрямь подходили гордому именованию «палата».
Когда девушки приблизились к крыльцу, Маргарита увидела сбоку навес от солнца и поилку. Столь сердечная забота о лошадях ее тронула.
«Выходит, Гиор вовсе не бесчуйственный и не холодный, – подумала она. – Человек, который добр к животным, не может быть дурным. Но только бы его не оказалось в лавке! Боженька, смилуйся надо мной!»
Внутри суконная палата удивила Маргариту не меньше, чем снаружи. Она ожидала увидеть длинный прилавок со стопками отрезов по краям и балкой над ним, с какой свисали бы одеяния. Портные подгоняли платья на покупателях прямо в лавке, на виду у других посетителей; в центре стола нарезали ткани, тогда как в углах помещения, у рулонов, дочки суконщика или подмастерья шили.
В лавке Гиора рулоны материй были аккуратно убраны на полки, друг под другом; самые дорогие ткани удостоились шкафов. Готовые наряды гордо представляли себя с напольных вешалок, латунные пряжки сияли золотом с черных бархатных подносов; шляпы, пояса, колпаки, воротники, остроносая обувь и уличные сандалии любезно показывали себя с разнообразных подставок, – из этой палаты можно было выйти одетым с ног до головы во всё новое, превратиться, как по волшебству, в другого человека.
Двое молодых модников радушно встретили покупательниц и приняли у них громоздкий зонт. Один из продавцов, заметно заскучавший, узнав, что требуется простой наряд, но не переставший улыбаться, повел девушек вглубь лавки. Этот юноша носил обтягивающие желтые штаны и такой короткий синий камзол, что виднелась рубашка, надувшаяся рюшей у талии; три поясных шнурка вызывающе гордо висели сзади лентами. Один остроносый черный сапог-чулок модник натянул до колена, голенище другого сапога, изумрудного цвета, морщилось на его лодыжке.
Гиор спустился со второго этажа, едва его продавец начал показывать девушкам материи.