________________
Погибала только плоть, душа же продолжала жить в теле, всё видеть и чувствовать: люди просто засыпали мертвым сном. После ритуала успокоения (сожжения тела, молебна и погребения останков) душа хранила память еще восьмиду, пока ждала своей очереди на суд Бога, утешаясь всё это время воспоминаниями, как ее провожали и оплакивали.
Около четырех утра, на рассвете, Маргарита получила черное платье – скромное и недорогое, стоимостью в сто регнов. Она надела его и вспомнила слова Гиора о том, что черный должен был быть ей к лицу, – это оказалось верным, но когда девушка повязала траурным платком голову и спрятала светлые волосы, то стала такой же, как все вдовы: унылой и скорбной.
В четыре часа и две триады часа подъехала телега с черным пологом. Еще через минут двенадцать прибыл градоначальник Ортлиб Совиннак. К тому времени погребальные носилки установили в центре гостиной на четырех табуретах, покрыли их пурпурным покрывалом и переложили туда тело Иама. Под его головой ядовито-ярко зеленела подушка, на груди покоился меч, выкованный Нинно, и Иам будто сжимал его. Марлена, срезав все до одного цветка в своем саду, пышно украсила гирляндами тело брата, скрыла то, что ему перевязали руки, дабы он не смог никого забрать с собой. Однако поверья гласили: своего убийцу мертвец обязательно выдаст – поднимет веки или даже укусит, если тот наклонится близко. Свободный от суеверий Ортлиб Совиннак окинул тяжелым взглядом неподвижное тело, выразил соболезнования и всё же предпочел отдалиться к стене. Перед выходом из дома, когда Огю и Марлена поднялись на второй этаж, градоначальник попросил Маргариту пройти с ним в обеденную залу.
– Уважаемая мона Махнгафасс, – сказал он, закрывая за собой двери обеденной и тем самым отгораживаясь от мертвого Иама, – я обязан осведомиться о вашем будущем и замыслах. И прежде, чем вы ответите, хочу, чтобы вы знали, что всегда можете рассчитывать на поддержку друга этой семьи, на меня.
– Благодарю, господин Совиннак, вы и так сделали для меня столь многое, – вздохнула Маргарита. – Мне вовек не отплатить вам: лишь благодаря вам я сейчас дышу… Брат Амадей найдет мне место. Он знает почтенную старушку из Миттеданна, которой требуется забота. Принять его помощь мне кажется более пристойным. Спасибо еще раз…
Говоря это, Маргарита так нежно смотрела на Ортлиба Совиннака, что тот решился.
– Мона Махнгафасс, выслушайте меня и не перебивайте, – взял ее маленькую ладонь своей огромной ручищей градоначальник. – Я никогда не посмел бы надеяться, будь вы несвободны, но сейчас, когда клятвы хранить себя для супруга более над вами нет, я не могу не дерзнуть и не спросить вас… Возможен ли наш союз?
– Я… Я даже не знаю, – пробормотала Маргарита, розовея и поглядывая на закрытую дверь. – Вы лучший из мужчин… Но Иам в соседней комнате. Этот разговор… Это неправильно.
– Мона Махнгафасс, я прекрасно понимаю неуместность подобных речей, но я не могу не думать о том, что если не признаюсь вам в чувствах, то снова может случиться так, что другой мужчина или злополучные условия уведут вас от меня. Вы жили за Судом всё то время, пока не вышли замуж, – были от меня так близко! Я не хочу допустить повторения несправедливости, не могу не попытаться… Миттеданн… Мона Махнгафасс, просто скажите, дайте ответ на мой вопрос. Возможен ли наш союз?
Маргарита, еще гуще покрываясь румянцем, кивнула.
– Это было бы так… – искала слова девушка. – Так… Словно в стихах, какие для меня братец сложил на день нарожденья…
Градоначальник не понимал, что она хочет сказать, и тогда Маргарита добавила:
– Как в мечтах… – прошептала она.
Ортлиб Совиннак грузно опустился на одно колено.
– Я, мона Махнгафасс, предлагаю вам свою руку и сердце и прошу вашей прекрасной руки. Ответьте только «да» или «нет».
Маргарита закрыла горящее лицо руками – и Ортлиб Совиннак услышал негромкое «да». Он поднялся, нежно взял ее за запястья, отвел ее руки от лица.
– Благодарю тебя, моя любимая, – жарко прошептал он, спешно целуя ее пальцы. – Ни о чем не беспокойся, я всё устрою: тебе лишь надо довериться мне. Обвенчаемся после твоего траура. А теперь вернемся в гостиную. Позднее еще поговорим.
Они вовремя вышли из обеденной – с лестницы спускались Марлена и Огю Шотно. Если бы сестра Иама не пребывала в отрешении, то она наверняка заметила бы подозрительно пылавшие щеки юной вдовы и обратила бы внимание на слабость ее рук или неловкость движений. Но Марлена словно замерзла, оледенела, и ничего не видела, кроме своего горя. Зато Огю Шотно сразу бросилось в глаза то, как самодовольно важен градоначальник и как смущена Маргарита. Он догадался, что произошел разговор, удовлетворивший Ортлиба Совиннака. Подробностей Огю знать не желал. Успех градоначальника означал для него одно: Маргарита съедет из его дома, а Марлена опять будет всецело принадлежать ему. Он похвалил себя за хитроумность и умение находить выход из любого самого сложного положения дел. Вместе с Ортлибом Совиннаком Огю взял за ручки погребальные носилки с телом Иама. Совесть нисколько не мучила двух убийц, да и покойник не подал знака с того света, не попытался их изобличить: смирившись, он безразлично принимал помощь.