Лодэтский Дьявол в город наш придет
И Альдриана ниже всех пригнет!
Бродяга сделал последнее движение бедрами вперед, теперь помогая себе руками. И взмыл, насаженный на короткий меч, – и упал с окровавленной грудью позади копыт коня.
________________
Маргарита и Беати, украдкой подглядывая, видели его смерть. Только Блаженного убили, Беати взмолилась:
– Нинно, сыми меня! Я уже не могууусь! В уборную мне надобно!
– Прыгай на меня, – ответил красный лицом Нинно, разводя руки. – Я тебя словлю!
Бесстрашная Беати так и сделала – брат поймал ее в свои объятия и бережно опустил на землю. Затем Нинно посмотрел на Маргариту, но Синоли захотелось покрасоваться силой перед Беати. К тому же у него в душе взыграли братские чувства, и парень испытывал потребность защитить младшую сестру, сделать ей что-то приятное и утешить. Еще он ощущал необъяснимую ревность к Нинно, словно Маргарита резко стала ему, Синоли, очень нужна и он не хотел никому ее отдавать.
– Прыгай, Грити, – сказал сестре Синоли, так же расправляя руки и отгибаясь назад. – Спрыгивай ко мне.
– Ты уверенный, что меня словишь? – несчастным голосом спросила его Маргарита. – Знаешь, если я запачкаюсь сильнее, то точно помру с позору.
– Давай лучше́е я, – приблизился Нинно, но Синоли его оттолкнул.
– Корону заимей прежде… Грррити, – зарычал Синоли, – давай мухой шустри! Хватит тута торчать!
Маргарита зажмурилась и прыгнула – Синоли поймал ее, но он сжал объятия не так крепко, как следовало бы, и Маргарита скользнула вниз, а вот ее юбка замялась в руках у брата: девушка больно приземлилась на брусчатку, подвернув левую лодыжку и полностью явив миру ноги.
Тут же раздался одобрительный свист и голос:
– Ножки у тебя, девочка, что надо!
Нинно подскочил к черноволосому молодому парню с пышными усами.
– Убью, – тихо сказал Нинно «усатому».
Тот выставил вперед ладони, призывая кузнеца успокоиться и говоря, что всё понял.
Поправившая юбку Маргарита плакала и всхлипывала. Синоли теперь крепко ее обнимал, поглаживая ей спину и голову в проклятом чепце. Те, кто были рядом с ними, думали и дальше поиздеваться над этой компанией, нахально растолкавшей всех в начале зрелища, но, наблюдая горькие слезы девушки, стали удовлетворенно отворачиваться.
– Пошлите, – умоляюще прошептала Беати. – Я уж вовсе не могусь.
– Эй, так ты взаправду кузнец? – крикнул им вслед «усатый».
– Нет! – не оборачиваясь, ответил Нинно.
________________
Публичные уборные, конечно, оказались переполненными, и компании пришлось искать укромное место – они свернули в какой-то переулок, затем в подворотню и снова в переулок. Везде были люди, и все они смотрели на Маргариту, гадая: та ли она самая «девчонка в красном чепчике».
Беати почти бежала в поисках безлюдного местечка, и остальные едва поспевали за ней. Маргарита, страдавшая не меньше подруги, хромала последней. Ее лодыжка всё яростней болела, и девушка опять чуть не рыдала. Наконец они нашли пустынный, грязный тупик с бочками в глубине.
– Ждите нас тута, – приказала Беати брату и жениху. – Стойте у началу улицы и никого не пускайте. И сами не глазейте!
За бочками нашлась подходящая ниша вполовину роста девушек, куда они углубились. Но только Маргарита и Беати закончили справлять нужду, как услышали ехидный детский голосок:
– Пссали?
Неизвестно откуда взявшаяся рыжая голова девятилетнего пацана-бродяжки свисала сверху, у входа в нишу, и заглядывала внутрь.
– Я щас тебе как дам в лоб! – не растерялась Беати. – Подглазёвывает он! Пошел вон отсюдова, срамник! Ща брата кликну!
– Э, тишь ты… Я-т чё? Я ничё… Я почиваю тута порою, – горьким голосом выдал пацан, – а вы мне всё изгадили!
Девушки вышли. Ярко-рыжий мальчик, одетый в лохмотья, пополз как обезьянка по стене, с уступа на уступ между камнями. Он добрался до плоской крыши этого невысокого дома и оттуда спросил:
– Ты, чё ль, та, в крашном чепчаку? А то нам твойного лицу ничуть не видывать было́.
Беати молча взяла подругу за руку и потащила ее из тупичка.
– Эй! – крикнул пацан вдогонку. – Не серчай ты на Блаженного: он просту поживать хотил подальше́е. Кто не хотит?
Маргарита остановила Беати и посмотрела на мальчика.
– Этот Блаженный, он кто?
– Да никто, как я иль ты.
– Мы не никто, – строго вставила Беати. – А вот ты – да.
– Покудова не зазнакомлямся, все мы – никто. Значт, и вы – никто, – загоготал хилый оборванец. – Я – Балда, молот кузнешный: могуч и дурак. Так Блаженный меня кличкал. Во: я уже кто-то, а вот вы – доселе никто!