________________
Из-за таких устоев даже красота Маргариты, даже ее редкая для Лиисема внешность, не помогали ей стать женой кустаря, его сына или ученика. Тогда как Беати являлась для всех кузнецов желанной невестой, к племяннице торговца различным товаром еще ни разу никто не посватался, ведь союз с ней не мог принести выгод. Жолю Ботно оставалось искать Маргарите пару среди соседей или добрых друзей. За следующий день он сломал голову раздумьями, но, перебрав всех знакомых, всеми остался недоволен. Те, кто не могли обзавестись супругой, были то чрезвычайно уродливы или искалечены, то стары или нищи. Одни били своих подруг, другие ими приторговывали, третьи беспробудно пили. Только Нинно не вызывал у дядюшки Жоля отторжения.
«Невесты у него до сих пор нету, хоть всё при нем: значит, по́ сердцу себе де́вицу ищет, – рассуждал Жоль Ботно у себя в лавке. – Да и не гонится Нинно за монетою – эт все знают. Один, дурак, пашет. Нет да и всё ж таки взял бы ученика и изводил его, как прочие кузнецы, но ему совестли́вость не дозволяет… Порядочный… Ох, и хорошо вроде это, а вроде и не очень-то: не зря говорят, что честнай человек завсегда простак. Дааа, не бог весть жених – беднота, и ясно, что до смерти им станется, скоко б ни пахал, – весь в отца своего: всем славный малый былся старина Жон, да беднее кузнеца ищи сыщи в Элладанне… Ныне с Нинно аж, небось, золотых с трое стребуют в войный сбор! И спробуй не дай в срок! А если захворает иль вовсе работать не смогёт? Как тогда? Но с другой стороны: в гильдии он – в беде его не бросят. Дом имеет, землю под ним держит, господин как-никак… И пригож, и утвари жёниной в дому полным-полное, не пьянь опять же… А глядишь, жена образуется, то всё ж таки возьмет кой-кого подмастериём… Вот тока неясное: он-то венчаться с Грити хотит иль нет? Кольцо задарил… Ценное, хоть и сам сделал… Часы мои чинять сволок и ни медяка не взял… А чё тогда не свата́еся? Чего ждет? Попробую с ним сговориться всё ж таки… Пора ему уж супругою разживаться – двадцать четверо годов, а всё холостой. Запьет того гляди, как мой брат, с одиночеству – тот аж до двадцати восьми женитьбы чурался, – вот и окончался скверно!»
Дядя Жоль уж сложил убедительную речь для кузнеца, но тут Синоли сообщил о своей помолвке и стал намекать на то, что после свадьбы им, Беати и Синоли, было бы правильно отдать спальню Оливи, конечно, после того как тот съедет. Нинно сразу отпал, так как Маргарита по духовному закону становилась для кузнеца сестрой по мужу сестры и сходиться им уже не разрешалось.
Дядя Жоль весь день думал о щекотливом вопросе венчания, а еще о том, что Клементина осталась днем в постели, чего за двадцать семь лет их супружества с ней не случалось. Размышлял добряк и о том, что Маргарита тоже не выходила из своей комнатки, неизвестно что там делала и что мыслила, зато Оливи, спокойный и размеренный, отоспался и, как всегда, куда-то исчез из дома. От всех этих раздумий Жоль Ботно страдал и очень обрадовался, когда вечером нашел на сеновале живого да невредимого деда Гибиха – старика он не видел с Меркуриалия. Приятели раздавили по чарке зубного эликсира прямо в лавке, пока дядя Жоль жаловался деду на свои горести.
– Смёкашь… – задумчиво ответил дед Гибих, обхватывая белую бороду у подбородка и протягивая ее через кольцо ладони, – можат статься-то, и жених сыщеца. В шажочке отседова: у Агны красаве́ц одный берёт постою. Я с часка сего схлёбал с им хлебу, – сыто и довольно улыбнулся старик. – Супружничать тот парень хотит. Служилый пехотник он, новонабранец. Скореча́ ужо в Нонанданн ему. Ка́жет он мне: «Авось сгину, а пожиться-то не спел!» Желат последние деньки прове́сть в любвови, так каза́ть, – крякнул дед.
– Ну уж нет! – с ревностью ответил дядя Жоль. – За непонятно кого я сердешную дочку не выдам – всё равно что на улицу выставить.
– Да неее, родня у парнишки – о-го-го! Его ро́дная сестрица замужничает с управителем замка герцога найшего, с господарином Огю Шотно, дружком градначальника найшего, Свиннака, черт его дери. Второе сословье они!
Дядя Жоль, принадлежавший к третьему сословию среди мирян, впечатлено хмыкнул и стал в раздумье теребить свою бородку – неизвестный жених с такой родней сразу показался ему принцем Баро.
– То-то и то! – кивнул дед Гибих.
– Страшён, поди? – в поисках подвоха предположил дядя Жоль.
– Не, красава! Божусь! Прям как я в моло́дстве. Плечья́ – широки́! Лик – что Ангел Божий! Лютует к Лодэтскому Дьявулу пущее смертией. Зелён ешо больно, вота и не супружничал. Семнадцать годочков ему. Но така-то не дашь – оброс щетино́ю и грудья́ вся в волосья́х! Купчаю на дом подыправил и каза́л: «Девятнадцать скореча», – и в пехотники панцирные сгодил. Шость регно́в в дню! Сестрице свойной ни слова не каза́л покудова про сё. Они порознь жителя́ли. Он сам в дёрёвне ро́стился, ряяядом – осьмь деньков повозкою. Тама така и захорошел.