________________
Мамаша Агна поджидала Иама внизу, у лестницы. Ее мясистые руки упирались в туго стянутую широким поясом широкую талию.
– С тябя сто осемьсят девя́ть регно́в, – сказала она Иаму.
– Откуда столько? – удивился парень.
– Ты тута с вечеру медианы – эт четверу цельных днёв с человеку с питаньём по пять регно́в – всяго будёт двацать. Еще и жена день жителяла и едала – значат, двацать пять. Набили вы мне вчёру еще на сорок – мы условилися. Всяго будёт шостьсят пять. Пироги – еще двацать пять регно́в. Да и пять десятков ротов выхлестали дюжину без одного бочонку на твоей свадебке – триста девяноста шость кружек на девяноста девя́ть регнов. Вот и вся твоя упло́та. Спасибо мне скажи лучше́е, что я дванацатый бочонок раскупорять не сталася!
С лестницы сбежал рябой подросток, сын Агны, и зашептал ей что-то на ухо.
– Гляди ты, еще и стул спортили! – с ноткой удивления изрекла она. – Еще трицать два регна́ за стул и один за пятно на простынье. Двести двацать два регна́. Хм, красяво-то как – вровень двести двацать два!
Маргарита ушам своим не поверила, что за пятно на простыне Мамаша Агна содрала целый регн.
«И с кого, с меня! – с возмущением думала девушка. – Пло́тит по два четвертака за стирку и еще половину себе гребет! "Надо запачкать хоть одну!" Нарочно так сказала, дрянь! На часы да в календарь погляди – и восьмида Нестяжания, и час Нестяжания! Из-за этаких вот жадюг, как моя тетка и Мамаша Агна, наш мир всё катится и катится к погибели!»
Но вслух своих мыслей Маргарита не высказала: она молчала и ждала, как поступит Иам, а тот тоже оторопел – стоял, открыв рот.
– Нету у меня столько… Заплачу, как с войны вернусь. А впрочем… – пришел в себя парень. – Хер тебе. Ты небось пиво водой разбавляла – вот и вышло так много. Ни регна тебе не дам. Вместо этого пойду щас и нажалуюсь на тебя! Отправят под плеть, так и знай! Мне же мирской суд ныне не указ.
Мамаша Агна вставила два пальца в рот и свистнула, как заправский капитан корабля, – у выхода возникли два здоровяка с ножами для разделки туш. Иам, было направившийся туда, испуганно остановился и вновь повернулся к трактирщице.
– Вот чаго, пёхтиняц, – грозно сводя брови, сказала Мамаша Агна. – Ты тута таковой не перво́й. Я таковских перевидывала и поучилася слухать то, чё вы по пьяну мелете. Про воинско́й суд и не мни себе: зазнают, что возрасту Посвященья нету – хер тя́бе! – с нажимом выговорила она. – А не воинско́й суд – по мирскому пойдешь. Я податей больше́е чем на златой пло́чу, я чтимая госпажа, – поправила Агна свой грязноватый чепец. – Да Суд-то рядом, и тама про мою добру славу знавают – не зря мамою кличкают, а ты даж не из Элладанну – правов тута у тя нету. Самого-то выпорют, а того глянь и колени наломают, – долг-то ого! Дом в дёрёвне продать принудят – всё мне упло́тишь! И вшей в узилище лакомить будёшь, пока другие в календу до Нонанданна справятся. Так что упло́чивай, да поживее!.. К сестре поди иль к новой родне, ежели чё… Девчонка здеся побудёт. И токо сбяги мне! Ты тута так много болтал, что я про твойный дом в дёрёвне уж стоко ведаю, будто сама тама жителяю!
– У меня две сотни, – сдался Иам и бросил на стол кошелек. – Остальное потом.
Трактирщица хрюкнула носом и заполнила воздухом могучую грудь, показывая, что так не пойдет.
– Я допло́чу, – подала голос Маргарита. – У меня есть двадцать два регна.
Мамаша Агна пронзительно посмотрела на нее и красноречиво плюнула на пол, возмущаясь, что к ее советам молодая жена не прислушалась.
________________
Оружие, кроме боевого назначения, также являлось знаком отличия; виды его строго распределялись внутри воинского братства. Меч с размашистой крестовиной дозволялся лишь рыцарям, с короткой – оруженосцам. Иногда меч с коротким клинком и короткой крестовиной давался как привилегия воинам низшего ранга. И, конечно, все, кто встали на воинский путь, жаждали щеголять с этим символом доблести, чести, благородства…
– Спасибо, – сказал Иам жене, когда они вышли на улицу. – Нельзя мне в крепость опаздывать… Да и про возраст Посвящения точно надо молчать, а то свои же высекут…
Маргарита понимающе кивнула. Ей опять пришлось надеть свое старенькое светло-коричневое платье и привычный белый чепчик с завязками под подбородком, но теперь все до одного золотистого волоска были спрятаны под головной убор при помощи повязки замужней дамы – широкой, тугой ленты вокруг головы. Косу жена уже не плела – по поверьям, заплетенные в косу волосы препятствовали зачатию, приводили к преждевременным родам и даже выкидышу, тогда как скрученные спиралью в пучок способствовали чадородию.