Король выставил полусогнутую руку, чего никогда ранее не делал. Рагнер польщено улыбнулся и сцепил свои пальцы с пальцами короля. Ивар Шепелявый положил левую руку сверху, а Рагнер, еще шире улыбаясь, тоже опустил левую руку сверху, замкнув крестом знак двойного единства.
– Мы феперь родные брафья! – заключил Ивар Шепелявый.
«Родные братья порой хуже злейших врагов, мне ли не знать, – не переставая улыбаться, невесело подумал Рагнер. – Да и из королей паршивая родня. Посмотрим… Всё равно нельзя отказаться от такой чести…»
Когда Ивар Шепелявый уехал с Главной площади, Рагнер приказал перенести все десять ящичков в голубой дом со львом, где он поселил с несколькими воинами-монахами Адальберти Баро, но не раскрывать их содержимого и передать, что желал бы вместе с баронессой Нолаонт отобедать этим вечером у своего пленника.
________________
Златокузнечное дело считалось самым почетным из всех ремесел, но семья Леуно заслужила в Элладанне неоднозначную славу: одни восхищались их скромностью, у иных их скупость вошла в поговорку. Шестидесятилетний Ольфи Леуно, его столь же пожилая супруга, два их сына, женатые на их сужэннах, внучки и внуки – все двенадцать человек ютились в одном доме, обходясь без слуг или подмастерьев. Сам голубой дом, отмеченный статуей льва над дверным порталом, выглядел броско с Главной площади, но посетители лавки поражались малости ее размеров, убогости обстановки и неприветливости продавца: старший сын, Гаост Леуно, сидел истуканом за прилавком, возле зеленого занавеса; когда же занавес приоткрывался, то показывались полупустые полки, заполненные малоценным товаром – три-четыре оловянных кувшина, пара бокалов, шкатулка с мелким жемчугом, единственный кошелек или пояс. Какие сокровища изготавливались в подвале этого дома, никто не знал. Даже к богатым заказчикам старик Леуно выезжал на неказистом ослике, а младший сын, тоже Ольфи Леуно, шагал рядом. Словом, дело было тайное, тихое, овеянное домыслами. По этим слухам именно предок Леуно продал Олеару Лиисемскому красивейший бледный изумруд, Слезу Виверна. Еще поговаривали о несметных богатствах златокузнецов Леуно, хотя все они годами носили одно и то же платье, торговались на рынках за каждый медяк, никогда не претендовали на власть патрициата и, вообще, любили держаться в тени.
В их дом с началом шестого часа оправились Рагнер и Маргарита. Путь, проделанный на лошадях, занял минуту, а пешком они дошли бы за две.
Адальберти как радушный хозяин встречал гостей на первом этаже, в передней зале, что служила лавкой. Он поклоном поприветствовал Маргариту, но руки к сердцу не приложил. Не похвалил принц и ее красу, хотя девушка очень старалась угодить его глазам, нарядившись в изумрудно-зеленое платье с глубоким вырезом и красный плащ, убрав волосы под ободок с вуалью и добавив на лоб кулон с черным морионом.
Рагнер не стал переодеваться для «званого обеда», оставшись в том же черном наряде, какой носил днем. Сразу же, с порога, он сказал, что ему жарко, и снял берет, засияв лысым черепом с тремя плоскими родинками, две из каких так четко встали по бокам от темени, что как будто бы отметили места для чертовых рожек. Адальберти, облаченный в богатое платье, неприязненно посмотрел на непокрытую, как у простолюдина, голову Рагнера. Свой синий берет Адальберти намеревался терпеливо носить на густых, вьющихся волосах до отбытия гостей, как того и требовала Культура в общении с равными.
Принц провел Рагнера и Маргариту на второй этаж, в бело-багряную гостиную, где их ждал изысканно накрытый круглый стол. Из его центра вырастал похожий на деревце золоченый лампадарий с двадцатью четырьмя горящими чашечками. Широко распахнутые балконные двери позволили сладкому цветочному воздуху Лиисема заполонить залу, а от дуновений ветерка явно новые атласные портьеры романтично колыхались в полумраке. Иная обстановка гостиной тоже радовала взгляд. Эх, если бы только не выщербленные от выстрелов стены…
– А мои ребятки еще не сильно всё тут разнесли! – заметил Рагнер, оглядываясь по сторонам и любуясь на отверстия от пуль и арбалетных болтов. – В этом доме человек двадцать жило! Если не больше. Как дом? Всё устраивает? Льва оценил?
– Вполне, герцог Раннор. Приглашаю вас и вашу даму начать трапезу.
С Маргаритой принц общался столь же холодно: ее открытый блуд во время траура и попрание клятвы супружеской верности разочаровали благородного рыцаря – желание защищать красавицу сменилось презрением. Рагнер же масла в огонь подлил, заявив, что юная вдова этим днем успокоила душу мужа. Адальберти не скрывал своего потрясения, Маргарита ярко покраснела в щеках и лишь Рагнер, созерцая их обоих, будто воспарил на небеса от счастья. Девушка, которая полагала, что привыкла к выходкам своего возлюбленного, не знала, что и думать.