– Именно!
– Вы безумны?
– Герцог Рагнер Раннор!
Принц Адальберти, казалось, расстроился. Этот рыцарь за тридцать семь с половиной лет, что прожил, повидал многое, но теперь не знал, что и думать.
– Что же… мы завтра всё перевесим и решим, как поступить, – наморщил он в раздумье лоб.
Рагнер кивнул.
– Извини за побитые пулями доспехи… Правда, они моими стали после твоего пленения. Но я понимаю, как это неприятно.
Адальберти Баро невесело хмыкнул.
– На что ты обижаешься? – с невинным лицом поинтересовался Рагнер. – То, что тебя на колени поставили – за это своего триза, Альдриана, благодари. Кляп во рту и мешок на голове – неприятно, но не против рыцарского устава. А вот к твоим шпорам я отнесся с почетом – ты сам видел. Мой друг надел мои шпоры, хотя из-за такой вот мелочи, всё могло провалиться! Но шпоры – это святое, это подвиг… Или тебе есть что сказать?
– Есть, – гневно посмотрел на него принц. – Еще мне было… не́приятно, – с нажимом выговорил он, – болтаться на лошади задом кверху, пока она носилась как бешеная между лязга мечей.
Рагнер хохотнул.
– Прости, не сдержался, – улыбался он. – Но так уж вышло: этого я не предвидел. Должно быть, ты чем-то Бога прогневал, раз он тебе такого гороха отсыпал! Но ведь ты в моих доспехах болтался – всё равно что я с тобой там побывал. Я их только Аргусу до тебя разрешал надевать, чтобы мной прикинуться. Это тот воин, который и твои носил тоже, – абы кому я твои доспехи не позволил бы надеть… Ладно, давай так, – вздохнул Рагнер, – доспехи забирай даром и меч тоже. За них выкуп не нужен.
– Еще и доспехи с мечом отдаешь? – не верил и щурился принц Баро.
– Соединил бы руку с моей – вообще бы этот маскарад устраивать не стал. У меня и без тебя был отличный план. Но с тобой, – расплылся довольной улыбкой рот Рагнера, – он стал красочнее.
Вдруг Адальберти тоже широко улыбнулся.
– Вспомнил Альдриана, – пояснил он. – Этому трусу Наш Господь тоже дрянного гороха отсыпал… Твой воин убил бы его? Пленника?
– Он не был пленником – просто захваченным. Ко мне в плен еще надобно суметь сдаться, надо заслужить. И да, конечно, мой воин его убил бы. Сказал слово – будь готов и дело сделать или помалкивай, а если что-то пообещал – исполняй. Не сможешь выполнить – понимай это заранее, не грози и отступи. Такие у меня в войске правила.
– Сольтель? – понимающе кивнул Адальберти.
– Бальтин, – хмуро ответил Рагнер. – Когда-то мне так сказал Аттардийский Лис, и это стало мне хорошим уроком. Пришлось выполнять договор с аттардиями, несмотря на нападение бронтаянцев на земли моего рода, иначе, как получил рыцарское достоинство, так лишился бы его навек. Потом в договорах найма я всегда оставлял для себя возможность уйти по собственной воле, по-другому не соглашался служить. А о Сольтеле могу одно сказать – тогда я был дурак дураком.
Маргарита молча слушала их беседу, переходящую в откровенную и далее в теплую. Судьбы этих двух рыцарей разнились, как сияние ослепительного солнца и ночная, промозглая стужа зимнего ветра: принц Адальберти Баро никогда не знал нужды и везде был бы желанным гостем, даже если бы не прославил свое имя подвигами во имя веры; Рагнер Раннор, изгнанный братом из родового имения, скитался по миру и не раз служил наемником, за что заслужил презрение других рыцарей. Тем не менее, несмотря на все различия, нечто неясное у этих мужчин было схоже – их будто слепили из разного теста, пекли неодинаково, с иной начинкой и посыпкой, а всё же вышли близкие по вкусу пироги. Объяснить этого себе Маргарита не могла, разве что оставалось согласиться с рассуждениями Ортлиба Совиннака о сердцевине, наследуемой от предков. Что она такое, девушка тоже толком не понимала, но в этот вечер убедилась в ее существовании – кровь звала в военные походы, полные неудобств и смертельной опасности, как богатейшего принца, так и Рагнера Раннора, сперва безземельного, затем получившего состояние.
«Не зря Экклесия скупо раздает рыцарские звания, – решила Маргарита, – а детям рыцарей позволяет быть воинами Бога, даже если они незаконные или преступнорожденные, – значит, у таких наследников есть что-то ценное: то, что не показывает сатурномер и что наш Создатель пожелал сохранить от нас же в тайне».
Как оказалось, история темной и непочетной славы Лодэтского Дьявола выглядела иначе, если узнать о ней больше. Разговорившись с Адальберти Баро, Рагнер упомянул о том, что покорение Бальтина могло бы восславить его имя и сделать героем Меридеи еще в двадцать шесть лет, до возраста Откровения, но он отверг щедрое предложение аттардиев о титуле герцога Бальтина, не присягнул на верность королю другой державы и предпочел постыдное черное знамя без герба ради того, чтобы потом вернуться в Лодэнию и защитить родовые земли в войне с Бронтаей. Не без причины он сбежал и в Южную Леонию, якобы нарушив долг и отказавшись исполнять приказ своего господина, короля Ортвина I Хитрого: тот посылал его не от своего имени на войну в Орензу, а снова как наемника под черным знаменем, – так, в случае победы короля Ладикэ дядя Рагнера получал золото, а при проигрыше оставался в стороне. В вознаграждение Ортвин Хитрый обещал сделать племянника героем Меридеи, причем за победу над Бронтаей. Рагнер, хорошенько поразмыслив, решил, что с Иваром Шепелявым, печально известным своей спесью, скаредностью и вероломством, связываться не хочет. К тому же Ивар IX не соглашался на условие, по которому Лодэтский Дьявол оставлял за собой право выйти из договора. Оттого, получив от своего господина освободную грамоту, Рагнер решил наняться на службу к королю с лучшей славой, чем король Ладикэ, – и навсегда, как думал, покинул родину, тем самым уже во второй раз отвергнув возможность сделаться героем. Став герцогом, воином первого ранга и вождем, он отправился в Орензу под собственным знаменем в качестве союзника короля Ладикэ – равного партнера. Героем Рагнер уже не надеялся быть, но очень этого желал. Пока же он не имел господина и, как добавил, своему дяде снова присягнет в верности только в обмен на эти самые шпоры героя.